КГБ – ЦРУ: Кто сильнее?

На 20 км поднялся играючи. Как смог? А просто! Во первых, у СУ 9 скорость по тем временам была невиданная, отсюда и динамический потолок мог иногда доходить до 22 км. Во вторых, налегке шла машина — без ракет. В третьих, температура воздуха была подходящей… В общем, стал сближаться с американцем… Чтобы протаранить. Смотрю, а это и не самолёт вовсе — планер тихоход… А скорость у меня ни много ни мало — 550 метров в секунду, что раза в три четыре больше, чем у него! Ну, я и проскочил над ним. Резко снижаюсь, а попросту, падаю с 20 до 18 км, чтоб атаковать планер снизу… Смотрю, а он стал заваливаться на правый борт и давай бочку крутить, да всё норовит носом клюнуть — сорваться в пике. Вдруг вижу, батюшки святы, — ракета на меня летит! Наша! Тут вспомнил, что код „свой чужой“ мне утром не сменили… Локаторы меня и приняли за „чужого“. Технике, ей то что? Она — безглазая… Но увернулся, слава тебе, Господи! Потом, уже на земле, узнал, что по мне и по двум МиГам, которых подняли так же, как меня, палили целых два ракетных дивизиона! В тех МиГах, кстати, сидели мои однокашники Серёжа Софронов и Самвел Айвазян… Им, как и мне, в суматохе забыли сменить коды… Немудрено, что Серёгу сбили… Да да, ракетой… И ведь сбили не американский „U 2“, а наш русский МиГ 15…

Сейчас мы подошли к главному вопросу: кем или чем был сбит „U 2“? Я — нет, не сбивал! Нечем было — меня пустым выпустили на цель. МиГи не могли достать Пауэрса ракетами — они эффективны лишь на высоте до 18 км… Впрочем, как и ракеты наземного базирования… Те самые, от одной из которых мне удалось увернуться… Так кто же сбил? А никто! Планер после того, как я над ним промчался, угодил в поток выхлопных газов из моего сопла, попал в так называемую реактивную струю. На планере, каким и был американец, из неё не выбраться — движок слабый. А в струе воздушные вихри мчатся со скоростью 180 м/сек. плюс крутящий момент! Это — когда твой самолёт начинает безостановочно крутить бочку, переходя в пике, а ты сделать ничего не можешь, как ни стараешься… Именно это и произошло с американцем… Я тому свидетель — всё происходило на моих глазах… Только вот мои свидетельские показания… почему то никому не были нужны! Наверно, так решили наверху: „Американский самолёт шпион сбит ракетным дивизионом под командованием капитана Воронова, за что честь ему и звезду Героя на грудь! Всё — тема закрыта, к ней не возвращаться!“

Только вот, товарищи дорогие, есть одна нестыковочка… Если „U 2“ поразила ракета, то почему он целёхонький упал на землю?! Почему остался жив пилот?! Ведь в Серёжу Софронова угодила такая же ракета, но где он?! Где его труп?! Нет их… Потому что и от Серёги, и от его МиГа только дым по ветру рассеялся…»

«…Дело Пауэрса, — отметил в послесловии Майкл Р. Бешлос, — как это обычно случается с делами такого рода, претерпело четыре стадии: шумиху, неразбериху, наказание невиновных и награждение непричастных…»

Часть вторая

Глава первая

Самый рентабельный агент ЦРУ

Гипоманиакальность штурмом берёт резидентуры

Новейшая история свидетельствует, что не только в основе огромных быстро нажитых состояний лежит преступление — зачастую ему обязаны своими успехами и спецслужбы.

В феврале 1977 года офицер ЦРУ, работавший в Москве под дипломатическим прикрытием посольства США, обнаружил записку, оставленную под стеклоочистителем своей машины. Автор записки утверждал, что имеет доступ к военной информации, которая настолько ценна, что сможет изменить баланс сил в пользу США. Автор выражал желание встретиться с сотрудником ЦРУ.

Примерно в то же самое время КГБ устроил засаду и задержал другого церэушника из посольской резидентуры, направлявшегося на встречу со своим агентом, работником сверхсекретного предприятия, прибывшим в столицу из категорически закрытого для посещения иностранцев города Красноярска 40. Незадачливого церэушника выслали из СССР, а директор ЦРУ адмирал Тернер приказал всему личному составу посольской резидентуры в Москве перейти на «режим молчания». Все встречи с агентурой в Советском Союзе и в Восточной Европе были отменены.

Стало ясно: что то не так, и Тернер заподозрил, что записка является частью большой ловушки. Через несколько недель появилась другая записка. К ней автор приложил описание некоторых технических деталей одной из советских радарных систем. Но даже этого было недостаточно, чтобы руководство ЦРУ убедилось в искренности автора посланий.