КГБ в Японии. Шпион, который любил Токио

Вчитавшись, я понял, что это инструктивное письмо начальника всей разведки было составлено преимущественно на основе моих телеграмм из Токио, в которых я описывал психологические приемы работы с китайцами. Меня охватило чувство гордости. На следующий день я выступил на общем собрании резидентуры с докладом, в котором поделился опытом разработки китайцев.

Стоя рядом с резидентом у его стола, я то и дело ловил на себе колющие завистливые взгляды присутствующих. Однако перед моим мысленным взором всплывал мой собственный образ с орденом на груди…

Ведь сам Андропов сказал, что первый советский разведчик, который завербует китайца, получит орден Ленина. Тогда я еще не знал, что КГБ никогда не сдерживает своих обещаний…

Для разведчиков белой расы, не одних только русских, шпионская работа на Востоке всегда считалась особенно трудным делом. Слишком уж отличались его культурные традиции от наших, а иероглифическая письменность просто отпугивала своей сложностью. Наиболее трудными странами считались, разумеется, Япония и Китай.

Однако многие из работавших в Японии советских разведчиков все-таки умудрялись осваивать и японский язык, и специфику ее политической жизни. Живя в этой стране, читая ее газеты, они находили, о чем разговаривать с японцами на шпионских встречах. Но о чем можно разговаривать в Японии с китайцем? Для этого надо изучать еще и китайскую культуру, а для большинства это оказывалось непосильной задачей.

Я же со студенческих лет увлекался историей Дальнего Востока и потому мог в течение долгих часов разговаривать с китайцами о том, что интересовало их больше всего — об их родной стране, Китае. Мы обсуждали археологические находки в гробницах эпохи Тан, философскую подоплеку китайского императорского костюма, высказывания знаменитого революционера Сунь Ятсена о китайской кухне, жизнь Мао Цзэдуна в период войны в городе Яньань… Китайцы чувствовали мой искренний интерес к своей стране и проникались симпатией. Трудностей в повседневной шпионской работе с ними у меня не было никаких.

Интерес же к Китаю пробудил во мне не кто иной, как бывший посол в Японии Н Федоренко, ставший затем представителем СССР в ООН. Мне памятна встреча на его роскошной даче во Внукове, где он, полулежа в китайском кресле, обтянутом драгоценным шелком, рассказывал о том, как был личным переводчиком Мао Цзэдуна.

Я тогда заканчивал школу и собирался поступать в Институт восточных языков, правда, все же не на китайское, а на японское отделение. Федоренко помог мне сделать это в знак благодарности к моему деду, жившему там же, на соседней даче. Дед был искусным врачом в Кремлевской больнице, где лечился только высший слой советского общества, и исцелил Федоренко от какой-то болезни…

Прочитав в студенческие годы немало книг о Китае, я создавал на встречах с китайцами приятную для обоих собеседников атмосферу, не оказывал на них никакого психологического давления.

В других резидентурах КГБ было иначе. Став референтом начальника научно-технической разведки по Китаю, я узнал, что, например, в Скандинавии один из сотрудников КГБ, наоборот, усиленно развращал китайцев. Зная о том, что они потребляют весьма мало алкоголя, приучал к пьянству, показывал им на специально нанятых для этого квартирах порнографические фильмы, одинаково запрещенные как в Китае, так и в СССР, где вопросы секса считались порождением буржуазного общества, ненужным и весьма опасным для строителя коммунизма. Несомненно, этот разведчик и руководивший им резидент не испытывали никакого интереса к самому Китаю, наверняка не прочитали об этой стране ни одной книжки Совершенно не разбираясь в психологии народов Востока, они считали, что, раз вращая китайцев, наверняка сделают их агентами КГБ. Этого, конечно, не произошло Однако неудачливые разведчики-китаисты рассказывали в Москве о своем сомнительном опыте с гордостью, и никто не перечил им…

Те же китайцы, которые якобы преподавали мне свой родной язык в Токио, как-то уж очень легко соглашались на выполнение моих просьб — сначала простых, а потом все более сложных, граничащих со шпионажем, например, дать письменные характеристики на своих товарищей, сомневающихся в коммунистической идеологии, или написать доклад о порядке оформления выезда за рубеж стажеров министерства безопасности Китая. Некоторые оказывались настолько любезны, что даже сообщали мне имена тех своих соучеников, кто, по их мнению, сотрудничает с китайским КГБ и периодически ездит доносить на своих товарищей в посольство. Должно быть, этому способствовали установившиеся у них добрые личные отношения со мной. Очевидно, в глубине души они считали, что все советские разведчики так же искренне интересуются Китаем и уважают эту великую страну. Отчего же не оказать в свою очередь помощь хорошему человеку?..