Но ведь не объяснишь же всего этого коллегам-журналистам! Тем более, что руководство разведки официально и не давало нам права отлынивать от работы по прикрытию, требуя и там выполнять ее в полном объеме. Но сделать это было невозможно, и мы, разведчики, уезжали каждое утро из токийского отделения ТАСС в посольство, где находилась резидентура, воровато оглядываясь, смущаясь и спиной ощущая укоризненные взгляды коллег.
— Горбатимся тут на этих шпионов! Прислали дармоедов на нашу голову! — ворчали те, а потом сами же доносили нам о неосторожных высказываниях своих коллег: ведь почти все они тоже были агентами КГБ! Однако их ропот все равно доходил до ушей местной контрразведки, наматывавшей его на свой жесткий японский ус. Видя, что и наши столы в офисе ТАСС всегда пустуют, японцы безошибочно устанавливали нашу принадлежность к разведке Поэтому мы, журналисты-разведчики, Bcегда находились меж двух огней, чувствуя недоброжелательное внимание как иностранной контрразведки, так и своих штатских коллег.
Вдобавок все они знали, что работа разведки проходит большей частью в ресторанах, за обильно уставленным столом, и глотали слюнки от зависти.
Но была среди журналистов еще одна, не вербуемая категория, доставлявшая особые хлопоты разведке, — крупные журналисты-международники, входившие в партийную номенклатуру и потому неподвластные КГБ Имея право напрямую связываться с членами Политбюро, они с удовольствием щеголяли своей осведомленностью в дружеских беседах с американцами.
Особую неприязнь вызывал почему-то Генрих Боровик, проводивший в США свой собственный курс без консультаций с разведкой. Помню, как у нас на курсах переподготовки офицерского состава Генриху Боровику была посвящена целая лекция, из которой следовало, что он — плохой человек.
Даже к Юлиану Семенову, столь любовно живописавшему труд чекистов, отношение было сугубо отрицательным.
— Переписал все из наших отчетов, а гонорар себе в карман положил! — ворчали контрразведчики из 2-го главка. Их раздражало то, что какой-то писатель — один из тех, за которыми следит Пятое управление, — свободно расхаживает по коридорам Лубянки да еще и заглядывает в секретные досье, пользуясь покровительством Цвигуна и Андропова.
Интеллигенцию в спецслужбах не жаловали, особенно творческую. Ее относили то к диссидентам-антисоветчикам, то к зловредным демократам, в зависимости от исторической обстановки. Журналистов же считали людьми ненадежными и болтливыми, склонными скорее к свободомыслию, чем к воинской дисциплине. Журналист вполне устраивал разведчика как агент-осведомитель, к которому можно отнестись свысока, но видеть сомнительного писаку в чекистских рядах для многих было просто невыносимо. Традиция эта была подтверждена и Андроповым, который тотчас избавился от одного из своих помощников, дерзнувшего издать книгу. Вполне лояльную, между прочим, повествующую о русской разведке перед Первой мировой войной.
Судьбу журналиста в разведке можно было уподобить двойственному положению в ней разведчика-нелегала, которому никто из своих до конца не верил из опасения, что он слишком глубоко впитал в себя западный образ жизни.
II
Вербовка и журналистская этика
А между тем журналистская «крыша» предоставляет разведчику огромный простор для работы. Ведь журналист — желанный гость на любой фирме, в каждой политической партии. Его все стараются использовать в собственных интересах. Ну и что страшного, если он попросит уточнить данные новой электронной схемы?! Да ему выложат ее целиком в надежде, что он разрекламирует ее на весь мир!
Он также может в любое время суток позвонить и в правительство, и в МИД, и в министерство обороны любой страны: какова, мол, ваша позиция по отношению к России, редакция требует!.. И везде ему ответят по возможности любезно и обстоятельно, А главное — его двусмысленные вопросы никакой шпионской уликой не служат. Ведь каждому известно, что журналиста ноги кормят, а закон о свободе информации предоставляет ему такие права. Иностранцы вообще очень наивны, потому что не прошли такой суровой жизненной школы, как мы. Они опасаются откровенничать с нашим дипломатом, считая его шпионом, зато перед журналистом широко распахивают объятия: уж этот-то не продаст!..
Кроме того, наши разведчики, в том числе и журналисты, хорошо знают языки разведуемых стран: русская традиция преподавания языков действительно является лучшей в мире. Трудно представить себе американского журналиста, беседующего с монголом, индонезийцем или жителем Таиланда на их родном языке. Для русского же коллеги это обычное дело! Кроме того, журналист не скован дипломатическим этикетом и может запросто напроситься даже к главе государства! (А на следующий день на стол Крючкова ляжет архисрочная телеграмма: «Королева Великобритании об отношениях с Советским Союзом!» Да за нее сразу можно давать медаль «За боевые заслуги»!)
Повода для знакомства журналисту искать не надо: предложение дать интервью иностранному корреспонденту льстит самолюбию любого человека!