КГБ в Японии. Шпион, который любил Токио

«Ну и что? — спросите вы. — Разве может контрразведывательная служба предпринимать какие-либо действия, основываясь на словах ребенка? Они же не имеют никакой юридической силы!..»

Да, это так. Даже если сын разведчика изготовит плакат «Мой папа служит в КГБ» и пройдет с ним по Гиндзе, ни один полицейский не придаст этому факту какого-либо значения, ибо юридически такой плакат как бы не существует.

А вот советский милиционер придал бы, особенно во времена Сталина. Он сказал бы так:

— Значит, твой отец шпион? Напиши об этом! — и вручил бы ребенку карандаш и бумагу…

Поощрение детей к слежке за родителями на предмет их политической благонадежности восходит к истокам советской власти. Особенно широко оно бытовало при Сталине, пропагандировалось детской литературой. Тех ребят, кто, подслушав крамольные беседы родителей, доносил на них в органы безопасности, называли «пионерами-героями».

Сейчас, наверное, невозможно определить, сколько сотен тысяч родителей посадили в тюрьму несмышленые дети, обманутые изощренной коммунистической пропагандой за тридцать сталинских лет. Никакой скидки на возраст тогдашний закон не делал, и донос, продиктованный порой лишь бурным мальчишеским воображением, распаленным игрой в охотников и индейцев, воспринимался как стопроцентный взрослый. Известно немало случаев, когда дети-подростки подводили своих родителей не только под тюремное заключение, но и под расстрел, оставаясь сиротами. Это считалось высшим проявлением советского патриотизма. Очень часто таких детей брали на воспитание органы безопасности, готовя из них шпионов, в преданности которых сомневаться не приходилось. Говорят, одним из таких был известный герой войны Николай Кузнецов, совершавший террористические акты в тылу немецко-фашистских войск.

В этих условиях коммунистическое правительство пошло еще дальше, полностью упразднив какую-либо разницу в степени уголовной ответственности детей и взрослых. С середины тридцатых на детей двенадцати лет начала распространяться смертная казнь. Ее статистика до сих пор держится в тайне. В этот период на основе нового закона были расстреляны несовершеннолетние дети и внуки политических противников Сталина, а также немало простых людей.

После смерти Сталина расстрелы детей были отменены и до сих пор стыдливо умалчиваются коммунистической пропагандой, однако память о них до сих пор живет в сознании руководства КГБ. Даже в условиях демократического Запада КГБ запрещает детям выдавать профессию своих отцов, не зная, должно быть, что в то же самое время гуманное буржуазное законодательство вообще игнорирует детские политические откровения…

Между тем время близилось к полудню В тот день я уже больше не мог уделять внимание тассовским делам, пора было заниматься основной работой — шпионажем…

Привыкшие к точности японцы, должно быть, думают, что в распорядке дня разведчика четко определено, сколько времени следует уделять «крыше» и сколько — основной, разведывательной работе. Увы, за семьдесят лет существования КГБ так и не удосужился договориться об этом с ЦК КПСС Никаких четких разграничений нет, и официальное предписание КГБ по этому поводу сформулировано весьма расплывчато: выполнять весь объем разведывательной работы и также весь по линии прикрытия…

Это, согласитесь, физически невозможно. Такое положение может служит основанием для субъективного толкования тех или иных фактов. Например, если Алексей пожалуется резиденту на то, что я не выполняю в полном объеме работу корреспондента ТАСС, то есть не сижу всю неделю с девяти утра до шести вечера за столом в корпункте, то главный представитель КГБ может отреагировать двояко. Он будет вправе написать в моей служебной характеристике, например, так: «Активно занимался разведывательной работой и, несмотря на занятость, выполнял требуемый минимум работы по линии прикрытия».

А может написать и по-другому: «Несмотря на активную работу в резидентуре, не смог наладить отношений с руководством учреждения прикрытия, недорабатывал, имел нарекания…»

Что в данном случае решит мою судьбу? Только личное отношение резидента ко мне, а не сама работа. Чем определяется доброе отношение ко мне резидента? Тем, что мой отец, так же, как и он, генерал КГБ и может, если захочет, навредить самому резиденту, сказав о нем что-нибудь плохое в ЦК или руководству КГБ. И поэтому, скорее всего, резидент изберет первый вариант оценки. В целом же такие расплывчатые критерии, допускающие взаимоисключающие оценки, очень характерны для СССР Они удобны для правящего в нем класса чиновников, получающих возможность из каждого толкования извлекать для себя весьма ощутимую материальную выгоду…