Уже назвав цену, я тут же пожалела. А вдруг этот идиот набит долларами? Вдруг он на самом деле отпрыск какого-нибудь местного наркобарона, не торгуясь, выложит на стол пять тысяч и тут же поволочет меня в койку расположенного напротив отеля? Впрочем, убедившись, что у пылкого Эухенио, едва только он услышал сумму, вытянулось и без того продолговатое лицо и сразу же перестали дрожать руки, я немного успокоилась.
— Сколько вы сказали? — трагическим шепотом агонизирующего Эскамильо спросил Эухенио. — Пять тысяч долларов?!
Почувствовав, что инициатива переходит на мою половину столика, я гордо кивнула и добавила:
— При этом учтите, милый Эухенио: моя обычная такса — десять тысяч долларов за час. Однако в данный момент я нахожусь в производственном отпуске и могу позволить себе немного расслабиться. Ничего не поделаешь: эта уступчивость характера никогда не позволит мне стать богатой женщиной…
— Но это невозможно, мадам! — буквально взвыл Эухенио.
— Да бросьте вы, дорогой Эухенио! — небрежно вымолвила я. — Откуда такие средневековые комплексы? И почему я, в конце концов, не могу подарить пять тысяч долларов понравившемуся мужчине? Что я, нищая, что ли?
— Но у меня нет и пяти тысяч! — в голосе Эухенио отчетливо, как складки за ушами после очередной подтяжки, проступали нотки обреченности. — Это огромные деньги, мадам! На них здесь, в Кайенне, можно купить двухэтажный дом с патио.
— Эухенио, вы меня разочаровываете! — воскликнула я, музыкально оформляя капитуляцию этого дебила бравурными звуками «Встречного марша». — Вы готовы променять двухэтажный дом с патио на час ИСТИННОЙ любви со мной? Господи, как была права моя мамочка, которая с раннего детства говорила, что все мужчины — козлы!..
Теперь я уже развлекалась вовсю. Как выяснилось, если тебе не угрожает немедленная профессиональная расплата, есть такие моменты, когда вполне можно побыть и проституткой. Как минимум для разнообразия.
— Но это и впрямь очень дорого, мадам! — совсем уж поникшим голосом пробормотал этот Ромео из Французской Гвианы. — Вы бы не могли по случаю производственного отпуска сделать мне небольшую скидку?
— Вы что, решили меня оскорбить? — теперь уже настала моя очередь взвиться. Честно говоря, в тот момент меня даже испугала та естественность, с какой я чувствовала себя в образе продажной женщины.
— Боже упаси! — Эухенио молитвенно сложил ухоженные руки на волосатой груди. — Просто вы, мадам, скорее всего, не в курсе рыночных цен…
— А мне плевать на рыночные цены! — гордо заявила я. — Мне нет никакого дела до вашего поганого рынка! Вы знаете, КАКИЕ люди рыдали на этой груди?! — С совершенно чуждым мне самоуважением я дотронулась кончиками пальцев, своего ликующего бюста. — Вы знаете, какие люди умоляли меня немедленно бросить свое ремесло и выйти за них замуж? Но я всем отказала! Всем, милый Эухенио! Потому что истинное призвание за рыночные цены не продается!..
— Ну, хотя бы триста долларов! — канючил «мачо».
— Скинуть целых триста долларов?! — воскликнула я и в ту же секунду ужаснулась. Если до желанной цели моему настойчивому клиенту не хватало такой ерунды, то ситуация, еще минуту назад казавшаяся мне абсолютно безопасной, на самом деле была просто плачевной.
— Триста долларов — это все, что у меня есть! — с пафосом воскликнул Эухенио и с юношеским бесстыдством вывернул карманы своих белых штанов. — Это все, что я заработал за последние три месяца! Неужели вы не видите: из-за вспыхнувшей, как ритуальный костер, страсти я готов отдать вам все, что имею?!
Только в этот момент я вдруг поняла, что за нашим коммерческо-романтическим диалогом с нескрываемым восторгом наблюдают буквально все посетители кафе. В основном это были пассажиры мужского пола, с которыми мне еще предстояло лететь до Сан-Пауло. Что же касается пожилой американской пары, то, судя по выражению их округлых глаз, темпераментный образ Эухенио надолго, если не навсегда, затмил в их сознании героев любимых телесериалов.
К счастью, в этот момент подошел гарсон и коротким тычком, словно вколачивал гвоздь в стену, припечатал к пластиковой поверхности столика мой счет.
— За даму заплачу я! — гордо заявил гарсону и мне романтик Эухенио и потянул счет на себя.
— На это уйдет половина вашего месячного дохода, — предупредила я своего воздыхателя.
— Запомните, мадам… — Эухенио вплотную пододвинул свой стул и почти приник к моему уху. — Для любого латиноамериканского мужчины гордость — это больше чем деньги…
Я понимающе кивнула и сделала было попытку чуть отстраниться от пышущего жаром страсти лица Эухенио, но тут же замерла, услышав вторую часть этой фразы, произнесенную уже совершенно незнакомым, чужим голосом:
— Мужчина в серой фетровой шляпе через два столика от вас. Летит из Нью-Йорка. По паспорту голландец. Осторожно приглядитесь к нему, но никаких попыток сблизиться не предпринимайте. Скорее всего, он войдет с вами в контакт уже в Сан-Пауло. Будьте осторожны, Вэл!..