КГБ в смокинге-2: Женщина из отеля «Мэриотт» Книга 2

В досье, естественно, ничего не говорилось о причинах, заставивших опытного Долгопольского повести себя столь странным образом. Трудно было предположить, что резидент советской внешней разведки не знал в лицо ближайшего сподвижника Сталина. С другой стороны, педантизм и профессиональная вышколенность Святослава Долгопольского являлись его отличительными чертами, и он, не услышав пароль, вполне мог наплевать на высочайший сан подошедшего. Впрочем, как бы то ни было, Долгопольский с трудом проглотил блин, аккуратно вытер тонкие губы крахмальной салфеткой и вежливо произнес на прекрасном английском:

— Извините, сэр, но я, к сожалению, не говорю на языке вашей прекрасной страны. Может быть, пригласить переводчика?..

Берия оторопел.

Долгопольский с сочувствием взирал на странного советского человека в черных очках и всем своим видом давал ему понять, что хотел бы поскорее вернуться к своим блинам.

Тогда Берия пробормотал что-то себе под нос, резко повернулся и, преодолев в несколько шагов огромный зал ресторана, выскочил наружу. Спустившись во внутренний двор «Метрополя», Берия рванул на себя дверцу черной «эмки» и рухнул на заднее сиденье рядом с Кобуловым, матерясь по-грузински.

— Что-то случилось, товарищ Берия? — испуганно спросил Кобулов.

— И ты еще спрашиваешь, шакал вонючий?! — взревел Берия, хватая помощника за лацканы серого габардинового макинтоша. — Ты что, падла, шутить со мной вздумал?..

— Да что случилось-то, товарищ Берия? — залепетал огромный Кобулов, мгновенно покрывшись потом.

— Ты куда меня направил, паскуда? Никакого Долгопольского там не было! Понимаешь, мешок с говном, не было!

— Да вы же с ним разговаривали, товарищ Берия! — с неимоверным трудом сглатывая слюну, выдавил из себя Кобулов. — Наружка-то наша работала… Вы подошли к третьему слева от входа столику. За ним сидел Долгопольский. Заказал блины с красной икрой, «Саперави»…

— Это был Долгопольский? — совершенно сбитый с толку Берия посмотрел на Кобулова безумными глазами.

— Так говорю же, товарищ Берия, он!..

— Тогда почему он со мной на английском говорил?

— А шут его знает, товарищ Берия! — развел руками Кобулов.

— Он меня не узнал, Кобулов, — прошептал шеф государственной безопасности. — Этот клоп, этот карлик не узнал меня!.. Ты представляешь, Кобулов?!

— Да чего вы в самом деле, Лаврентий Павлович? — засуетился Кобулов, поняв, что гроза прошла стороной. — Мало ли идиотов на свете, так что теперь, на каждого реагировать?.. Когда брать будем, Лаврентий Павлович?

— Кого? — отрешенно спросил Берия, тупо уставившись в спинку переднего кресла.

— Долгопольского, кого же еще?

— Зачем брать? — взгляд Берия принял осмысленное выражение. — Пусть катится в свою Норвегию! Сегодня же!.. Нет, ты подумай, Кобулов, эта глиста не узнала меня! Меня!!

* * *

…В баре уютного трехэтажного отеля «Крайс», сквозь идеально вымытые стекла которого окаймленное песчаными горбами дюн побережье Северного моря напоминало полотна фламандских маринистов конца XVII века, господина Вилли Брейгштедтеля прекрасно знали: в последние три года сухонький мужчина в шляпе и неизменном черном костюме приходил сюда каждое утро, ровно в десять, садился на одно и то же места у окна, выпивал большую чашку кофе-фильтр с молоком и сдобным французским рогаликом, внимательно просматривал свежий выпуск лондонской «Файнэншл таймс», иногда, прочитывая колонки биржевых курсов, скорбно покачивал головой, — дескать, куда катится мир! — оставлял на блюдечке неизменный гульден чаевых и исчезал до следующего утра. Иногда господин Брейгштедтель появлялся в баре с молодыми женщинами — как правило, разными. Бармен Йохан — крупный, лысоватый валлонец средних лет, а также его сменщик, Людвиг — уроженец Раппало, женившийся на голландке и переехавший навсегда в Гаагу, единодушно признавали отменный вкус господина Брейдштедтеля: обычно, женщины, с которыми он появлялся в баре, были выше своего тщедушного кавалера сантиметров на десять— пятнадцать и выглядели как американские кинозвезды. Бармены не были ханжами и понимали, что шестьдесят пять лет для мужчины — еще совсем не тот возраст, когда имеет смысл добровольно отказываться от плотских утех. И поскольку здравый смысл и мужское самолюбие подсказывали Йохану и Людвигу, что вряд ли длинноногие и полногрудые красавицы, формам бедер которых вполне могли бы позавидовать виолончели Страдивари, могут испытывать к невзрачному господину Брейдштедтелю нечто большее, чем платонические чувства, их вывод был однозначным: господин Вилли Брейдштедтель, хоть и оставляет на чай всего один гульден, на самом деле человек состоятельный, если может вызвать неподдельный интерес таких потрясающих красавиц.