КГБ в смокинге. Книга 2

Перепрыгивая сразу через несколько ступенек и по-прежнему не выпуская из своей клешни мое запястье, Витяня добрался до четвертого этажа, остановился, сделал мне знак молчать, вставил в пистолет новую обойму и осторожно потянул на себя железную дверь с прикрепленной посредине табличкой, на которой был изображен совсем не страшный и даже комичный череп с двумя скрещенными костями и надписью на чешском.

— Рудольф? — с порога тихо окликнул кого-то Мишин, полностью закрывая собой вход. — Du bist hier, Rudolf?..

В ту же секунду я почувствовала какое-то необычное и в данной ситуации совершенно необъяснимое чувство облегчения. Словно мою грудную клетку освободили от гипсового корсета, в котором держали несколько месяцев. Чуть позднее я поняла, что именно вызвало эту реакцию. Тот факт, что Витяня заговорил на немецком, означал одно: человек по имени Рудольф, к которому после перестрелки почему-то устремился Мишин, наверняка не мог быть случайным электриком, отбывающим смену на трансформаторной подстанции. Это был либо агент Мишина, либо кто-то еще, чье незримое участие сразу раскрыло мне механику столь неожиданного и весьма своевременного превращения Мишина в официанта французского ресторана. А раз так, то за дверями нас, по всей видимости, ждала самая невероятная из всех возможностей — возможность раствориться, покинуть это трижды проклятое место.

…Из-за двери послышался невнятный шорохи чей-то сдержанный кашель. Витяня махнул мне рукой, приглашая внутрь. Почувствовав себя значительно уверенней, я решительно переступила порог и оказалась в небольшой подсобке-мастерской. За обшарпанным письменным столом, заваленным множеством железок, сидел, возясь с плоскогубцами, вислоусый блондин средних лет в синем рабочем комбинезоне, удивительно похожий на Мулявина из «Песняров». Из его нагрудного кармана торчали узкие стерженьки сразу нескольких отверток. Короче, серьезный человек и — при деле.

Жестом приказав мне закрыть за собой дверь и оставаться на месте, Витяня подошел к вислоусому и, наклонившись, негромко заговорил с ним по-немецки. В принципе, зная один из европейских языков, можно с некоторой натяжкой считать, что понимаешь разговорную речь англичан, итальянцев и даже испанцев. Но немецкий… С детства имея склонность к иностранным языкам и даже изучая немецкий в школе, я не раз обламывала себе зубы и нервы об эту совсем неэстетичную, на мой вкус, жесткую речь и уж совершенно не врубалась в ее грамматику. Там, у Рудольфа, я впервые в жизни пожалела об этом. Ибо мне очень хотелось понять, о чем говорит мой школьный друг с «монтером Мулявиным», который, судя по выговору (как раз это я могла оценить), был чехом или словаком, или уж не знаю кем еще, но никак не немцем. Однако то ли по невежеству, то ли из-за непрерывного гудения трансформаторов я вообще перестала что-либо соображать. От умственных усилий у меня разболелась голова, и я плюнула на свою затею. Впрочем, беседовали мужчины недолго. Вскоре Витяня выпрямился и повернулся ко мне.

— Этот человек, — он кивнул через плечо, — отведет тебя в безопасное место. Там ты переждешь какое-то время, пока за тобой не придут. Он все знает. Лишних вопросов не задавай. Делай только то, что тебе говорят. Поняла?

— Нет.

— Чего не поняла?

— Кто он такой? Почему я должна с ним идти? И куда денешься ты?

— Валентина!.. — Мишин раздраженно тряхнул своей роскошной гривой, с которой так не вязалась полустертая ниточка нарисованных усов. — Этот человек, — он вновь кивнул через плечо, — надежен, как «Аэрофлот». Времени на интервью у нас нет. Делай что я говорю, и тогда, быть может, появятся хоть какие-то шансы вылезти из этого дерьма.

— А ты?

— Я буду прорываться другим способом.

— Почему мы не можем уйти вместе?

— Через пару минут поймешь.

— Но…

— Все, Мальцева! — цыкнул Витяня. — Заткнись, пока я не засунул кляп в твой болтливый рот!

Сказав это, Мишин решительно направился куда-то в глубь будки, за перегородки трансформаторов. Туда же устремился вислоусый электрик. Буквально через пару секунд они вышли. В руках у Мишина был «Калашников». Этот автомат я не могла не узнать: сколько раз мы с девками разбирали и собирали его на «военке», сравнивая кое-какие детали этого грозного оружия с известным мужским органом. Тогда это казалось очень смешно. Сейчас же, увидев автомат в руках Мишина, я почувствовала, как у меня перехватило горло.

— А гранатомета там не было? — я понимала, что моя попытка сострить выглядит убого, но надо же было что-то сказать.

— Гранатомет — оружие тяжелое, основательное, — с совершенно нехарактерной для него интонацией откликнулся Витяня. — А мне сейчас нужно что-нибудь легкое, мобильное, для атаки… — Он вновь тряхнул гривой и тут же превратился в привычного Витяню. — «Калашников», подруга, — такая замечательная вещь, с которой даже женщины лучше засыпают. Как-нибудь я тебе это обязательно докажу…

Он повернулся к электрику, взял из его рук три рифленых рожка с патронами, засунул их за ремень брюк и, бросив небрежно: «Auf Wiedersehen!», скрылся за железной дверью.