КГБ в смокинге. Книга 2

— Вы думаете, если я вам отвечу, мы доедем до этого места быстрее?

— Хотите, я скажу, откуда родом ваши родители, а может быть, и вы сами?

Пржесмицкий перекинул согнутую руку через спинку сиденья и уже с интересом поглядел на меня:

— Скажите.

— Из какого-нибудь украинского местечка. А может, даже из Черновцов. Так что у меня есть для вас пикантная новость, пан Пржесмицкий: вы, извините, еврей…

Возможно, мне это только показалось, но бетонный затылок водителя слегка шевельнулся. Тем не менее на меня это наблюдение произвело совершенно ошеломляющий эффект.

— Что, действительно похож? — вдруг хмыкнул Пржесмицкий.

— А не должны быть похожи? — спросила я.

— А кто в таком случае вы, пани?

— А то вы не знаете?

— Вы полагаете, я должен знать?

— А вы хотите, чтобы я поверила, что вы устроили пальбу на мирном советском сухогрузе и вечерние автогонки с тайными похоронами исключительно потому, что увидели через иллюминатор мое лицо и сразу признали во мне родную сестру, считавшуюся пропавшей без вести?

— Мою сестру сожгли в Треблинке, — тихо сказал Пржесмицкий. — Ей было восемь лет…

— Извините меня.

— О чем вы, пани? — Пржесмицкий пожал плечами. — Вашей вины тут нет.

— Простите меня еще раз… — я чувствовала, как горят мои щеки.

— Вы еврейка?

— По матери.

— Еврейка, — уже утвердительно кивнул Пржесмицкий. — Ваша мать жива?

Я молча кивнула.

— Вы единственный ребенок в семье?

— Да.

— Нас, к счастью, было двое… — Пржесмицкий взглянул на светящийся циферблат наручных часов. — Но сестру свою я не помню. Так что мы с матерью остались одни.

— А ваш отец?

— Вам что-нибудь говорит такое географическое название — Катынь?

— Н-не думаю.

— Ну да, конечно… — по губам Пржесмицкого скользнула горькая усмешка. — Об этом в ваших учебниках истории не пишут. Короче, пани, мою сестру сожгли эсэсовцы, а отца расстреляли ваши коммунисты. Он был офицером. Польским офицером. Хотя его мать — тут вы правы, пани — родилась на Украине.

— Коммунисты вовсе не мои, пан Пржесмицкий.

— Да уж, — хмыкнул мой собеседник. — Что не ваши, это точно. У меня не так давно была возможность убедиться в этом.

— И теперь, значит, вы воюете против всего мира?

— А кто вам сказал, что я воюю? — он отвернулся к окну, словно потеряв интерес к беседе. — Воюют по приказу. А я — человек убеждений. Следовательно, я не воюю, а дерусь.

— И за меня тоже?

— Получается, что так…

— Но почему? Вы же меня не знаете.

— Я не могу ответить на ваш вопрос, пани, — не отрываясь от окна, сказал Пржесмицкий. — Впрочем, вы достаточно умны и наблюдательны, чтобы понять все и без моих разъяснений…

Он вновь умолк, и я поняла, что наш диалог прервался окончательно. «Вы достаточно умны и наблюдательны…» Какой женщине не было бы приятно услышать такое, да еще от совершенно нормального, смелого и дельного мужчины? Но не в машине ведь, из которой в полночный час в темном лесу сгрузили двух покойников, а где-нибудь в теплом и со вкусом обставленном месте, под тихую и нежную музыку, с чашкой ароматного кофе в руках…

Мне было о чем поразмыслить, хотя от бессонницы и пережитого страха я чувствовала себя основательно отупевшей. А чего еще можно было ожидать после полуторамесячного шпионско-бандитского сериала с короткими перерывами на романтическую любовь и посещение фешенебельных ресторанов, сериала, который не то что смотришь по телевизору, забравшись с ногами в теплое кресло, а проживаешь собственной шкурой? Как и, главное, на что реагировать, когда едешь в одно место, почему-то оказываешься в другом, мечтаешь очутиться в третьем, а тебя буквально выдергивают и силком перемещают в четвертое? Вот и выходит, что в принципе нормальное выражение «череда драматических событий» превращается в некую бутафорию, в эрзац, в банальность с фальшиво-театральным оттенком, которую я всю жизнь ненавидела…

— Простите, пан Пржесмицкий, у меня еще один вопрос, — быстро проговорила я, боясь нарваться на ставшее привычным «Заткнись!».

— Слушаю, пани… — Пржесмицкий сделал легкое движение, словно собирался обернуться, хотя на самом деле он только шевельнул плечом: типичный рефлекс интеллигентного от природы мужчины, который так и не научился (даже когда без этого просто не обойтись) хамить женщине.

— Я знаю, что после таких вопросов люди вашей профессии почему-то сразу хватаются за оружие…

— Не припомню, пани, чтобы я сообщал вам что-то о своей профессии, — с некоторым напряжением в голосе откликнулся майор.

— Подумаешь, — я беспечно пожала плечами. — Наверняка вы не слесарь. Но позвольте мне закончить. Так вот, пан Пржесмицкий, вы и ваши люди случайно не из ЦРУ?

— Очень странный вопрос для подданной СССР.

— Почему?

— Мне показалось, что вы задали его с надеждой.

— С чем бы я его ни задала, вопрос прозвучал. Ответите или будете и дальше изображать из себя майора Вихря?

— А это еще кто? — удивился Пржесмицкий.

— Герой советско-польской литературы. Военноприключенческий жанр. Можете не отвечать, заранее знаю: не читаете, не интересуетесь. Так, значит, вы не из ЦРУ?