Рука бровастого чуть напряглась, но я старалась не обращать внимания на этот тревожный знак.
вершенно потрясающим хамством председателя колхоза-миллионера на отдыхе в Пицунде, то понял бы, насколько ты не прав...
Я вдруг подумала, что здорово устала за три дня в Аргентине. Еще неделю назад я бы выдала этим дебилам парочку соответствующих моменту слов и уж в любом случае разъяснила бы мутанту советской секретной службы метафорический потенциал того нецензурного существительного, которое он так нелюбезно (и, кстати, совершенно безосновательно) бросил в мой адрес. По сейчас я испытывала только одно желание — молчать и ни о чем не думать. В глазах моих все еще багровела и пульсировала развороченная голова того белокурого парня, а в горле застрял вязкий ком подступающей тошноты...
Я взглянула в синеватое окно «бьюика» и, естественно, не смогла определить, куда же направляется наша дружная компания, похожая сейчас на усталых после хождения по столичным магазинам туристов с Вологодчины. Я только сообразила, что поскольку с момента побоища на вилле прошло не менее трех часов, мы явно отдалялись от Буэнос-Айреса. Следовательно, рассудила я, кульминационное свидание с господином Телевано, из-за которого я, собственно, и оказалась на другом конце света, отменяется. Что ж, хоть одна хорошая новость в этом кошмаре...
«Стоп, идиотка! — вдруг обожгла меня страшная догадка. — Если отпадает необходимость моей встречи с Телевано, то, значит, миссия секретного оружия КГБ, осуществляющего операцию иод кодовым названием «Дебилка с самиздатом», завер-
— Может, там, в Москве, среди таких же чистоплюек, твое общество еще можно как-то снести. Но здесь, в деле, о котором ты не имеешь даже малейшего представления, — ты, Мальцева, со всем своим снобизмом и псевдо-предприимчивостью, — как ржавый и очень острый гвоздь в стуле. Ты — как тупая и отбившаяся от стада слониха, которая забралась в посудную лавку и переколотила в ней даже то, что от природы не бьется. Ты хитрая и продажная тварь, из-за которой практически рухнула серьезнейшая операция, а с ней вместе и моя карьера. В конце концов, ты действительно форменная блядина, ибо исключительно из-за тебя нас только чудом не превратили в корм для рыб...
— Для скота, — поправила я устало. — Рыбы вами подавились бы.
— Вить, да сколько ж... — прорычал бровастый.
— Заткнись! — крикнул Мишин, трахнув со всей силой кулаком по рулю. — Оба заткнитесь!..
30
Лес. Опушка
— Ну! — невыразительно буркнул бровастый, потом полуобернулся ко мне и грубо поинтересовался: — А ты чего расселась? Вылезай, станция «Речной вокзал», конечная. Просьба освободить вагоны. Поезд следует в депо...
— Господи, теперь я наконец поняла, почему самые дурные спортсмены — обязательно из «Локомотива»...
— Что? — переспросил он.
— А почему ты не сказал: «Осторожно, двери закрываются»? Текст забыл?
— Ну, хватит болтать! Выходи!
Выходить мне как раз совершенно не хотелось: вокруг было темным-темно и совсем дремуче, как у меня на душе. По запахам можжевельника и прелой листвы, хлынувшим в салон «бьюика», я поняла, что мы находимся где-то в отдаленной лесной местности, однако разглядеть таковую не было никакой возможности. Я чувствовала, что необходимо говорить, делать что-то, иначе я вновь потеряю сознание. Только на сей раз не от вида развороченной пулей головы, а от выматывающего страха за собственную шкуру...
— Ну это уже точно в вашем стиле, умники! — я старалась говорить беззаботно, хотя и понимала, что это выглядит просто смешно: — Пилить куда-то без малого сутки, тратить народную валюту на бензин и все для того, чтобы пристукнуть в глухом лесу одинокую женщину... Вот уж действительно иа двоих — одна извилина, и та от форменной фуражки!
— Мне кажется, Мальцева, я знаю, как тебя можно обезвредить самым простым и эффективным способом... — задумчиво сказал Витяня, вытаскивая из «бардачка» сложенную карту и освещая ее тусклым лучом карманного фонарика.
— Подумаешь, Мессинг надушенный! Я тоже знаю самый простой и эффективный способ, как меня обезвредить: вернуть в редакцию — и все дела!
— Нет, подруга, редакция — это как раз твоя питательная среда, там ты премьерша. А надо просто у тебя вырвать язык, — заметил Витяня, не отрываясь от карты. — Как у классика, помнишь, наверно?
— Мишин, неужели ты намерен приникнуть к моим устам?
— Пи в коем случае! — Витяня досадливо щелкнул по карте ногтем. — Никаких уст... Все уже давно описано: взять хорошо пригнанные щипцы, накалить на спиртовке — и вырвать. Он ведь у тебя, как жало, — длинный и острый. А змея без жала — совсем другое дело. Это уже просто что-то шипящее и прссмыкающесся...
— Так ты приволок меня в эту глухомань, чтобы нести подобную чушь? Или и впрямь решил поупражняться в инквизиторстве?
— Всему свой час, подруга, — обнадежил меня Мишин. — Как говорят умные люди, еще не вечер.