KGBT+ (КГБТ+)

Старый монах говорил, что практика занимает много жизней. Продолжаю ли я ее и в какой форме? Или для меня все это просто болтовня и сон господина Сасаки? Как я понимаю свой «летитбизм» сейчас? И какой совет я дам идущим по тому же пути?

Не думаю, что научу чему-то полезному — научить вообще нельзя, можно только научиться. Но, если хотите, я честно покажу, где зарыта моя колокольня.

В летитбизме, о Бахия, только летитбизм. Никакого «понимания» подобных вещей не бывает отдельно от действия. И нет никакой «практики» отдельно от повседневной жизни. Поэтому я просто опишу, как выглядит моя обычная прогулка — и объясню, что слова «переодеться в чистое» означают лично для меня.

Помните, я рассказывал про кипарисовую аллею, которая соединяла мою камеру с тюремной студией? Я ходил по ней восемьдесят два года и очень к ней привык. Поэтому я воспроизвел ее почти в том же виде, только растянул на целых пятьсот километров.

Получился отличный променад. Я добавил к нему залив, склоняющееся оранжевое солнце и легкий бриз. В банке все это сделать — раз плюнуть.

Если отключить усталость, по променаду можно гулять неделями. Через каждую пару-тройку километров со стороны суши появляется то пирамида Хеопса, то Эйфелева башня, то римский форум, каким он был при поздних Антонинах, и так далее. Всякие достопримечательности, с которыми я не успел ознакомиться в теле. Бывает, захожу посмотреть.

Что я делаю во время прогулки? Да ничего особенного. И вот в этом «ничего особенного» моя практика и состоит.

Я иду между рядами кипарисов и гляжу вперед. Я не ищу никаких перемен, и мой ум ни за чем не следует. Я даже не могу сказать, что «позволяю феноменам свободно проявляться» — ничто в этом мире (включая меня самого) не нуждается в моем позволении и не подчиняется моим запретам.

В те дни, когда на душе у меня безветренно и тихо, я вижу, что любая эмоция, любая тревога, любое желание, длящееся больше секунды — это раскаленный уголь, сжатый мною в руке. Пока я считаю его своим, я горю в аду, но я так привык к боли, из которой сделаны мир и я сам, что даже не обращаю на это внимания.

У каждого из нас много-много рук, и мы сжимаем в них огромное количество углей. Но если мы начинаем замечать их сами, если мы понимаем, что «думая мысли» и «переживая чувства», мы просто истязаем тех «себя», которых создаем этой же процедурой, тогда наши выдуманные руки начинают по очереди разжиматься и отпускают свою фальшивую добычу.

Покой и воля, угаданные Пушкиным, не слишком поддаются описанию, потому что все наши слова сделаны из углей. Но я попробую. Покой и воля — это когда в прозрачной ясности присутствия никого нет, и это «никого нет» не стремится ни к чему.

Только это еще не все.

Тайну покоя я знаю, сказал Николай Рерих в стихотворении про привратника, охраняющего пустые покои. Так у него шепчет сам герой.

Сегодня эту тайну можно наконец открыть. Чтобы покой оставался пустым, ему необходим вышибала, умеющий работать с посетителями. Вот я и есть такой привратник — и одновременно такой покой. Но это не значит, что во мне есть что-то особенное. От большинства людей я отличаюсь только одним — у них дома не все, а у меня там вообще никого.

Это возвышенное, тонкое, наилучшее. Во всяком случае, из того что я видел, включая баночную тюрьму и всемирную известность. И это совсем рядом. Именно оттуда мы и ныряем всю жизнь в говно и никак не можем остановиться. Никак не можем вернуться домой. И знаете, по какой причине?

Чтобы покой наступил, надо перестать за него бороться. Единственное действие (или не-действие, кому как нравится), позволяющее вернуться в божественную природу — это принять все как есть вот прямо сейчас. Научиться жить в «сейчас» без жалоб и экстазов, опираясь на то, что есть в этом миге. А там, если поискать, найдется всё. В том числе и следующая ступенька, не видная ни из какого другого места.

Это и значит для меня «переодеться в чистое».

И здесь сердобольская хунта не только не мешает — она, наоборот, активно помогает.

Сердоболы со своими партнерами из «Открытого Мозга» обгадили абсолютно все, что было в наших жизнях, кроме точки «сейчас», до которой они не знают как дотянуться (сами они в ней не были, только слышали про нее от разведки).

Мало того, если в глубине души вы мечтаете переехать в спокойную и тихую страну из той жопы, куда нас привели великие баночные умы, вам тоже сюда. Автобус отправляется каждую секунду, но в него пускают только в чистой одежде.

На этом пути есть один секрет. Надо научиться прощать себе свое несовершенство. Надо иметь не только настойчивость, но и терпение. А захотеть, чтобы наши хватающиеся за боль пальцы побыстрей разжались, как раз и означает обзавестись сжимающей уголь рукой — самой мощнопожатной из всех.

Поэтому я не ищу покоя. Я не хочу воли.