Мы собирались придумать вбойку по «Снежной Королеве».
Детали сказки мы помнили плохо — сюжет предстояло освежить. Герда приготовила две дайджест-распечатки (мелованная бумага, лоснящиеся черные буквы: шик, к которому я все еще не мог привыкнуть).
Пообедав прямо в гемо-чилле, мы затуманились и погрузились в чтение.
Суть была такой — мальчик и девочка жили на севере и дружили-минус. В это время тролли сделали волшебное зеркало. Оно искажало мир, лишая его всякой прелести, и тролли захотели отразить в нем бога.
Они поволокли зеркало ввысь, но оно разбилось. Осколки попали мальчику в глаз и сердце, и он, как я понял, потерял всякий энтузиазм к потреблению. Пожилая фригидная фема забрала мальчика на Шпицберген для секс-опытов, а девочка отправилась его искать, подвергаясь опасностям и харассментам.
— И где тут вбойка? — спросил я, дочитав. — Я не вижу.
— Тут дело не в сюжете, — ответила Герда. — А в деталях. Весь текст — это как бы мелкие поэмки длиной в одно-два предложения. Вбойку можно сделать из каждой.
— Например?
— Ну, например, цветы.
— Что — цветы?
— Герда гостит у бабушки в садике, — сказала Герда, — и ищет Кея под землей. Цветы ей помогают. Они своими корешками чувствуют покойников и выясняют, что Кея между ними нет. У нас в мозгу тоже есть корешки, которыми мы чувствуем покойников. В переносном смысле, конечно… Можно сюда национальное чувство подверстать, Сталина там, бро кукуратора.
— Трипово слишком, — ответил я. — Скажут, совсем удолбались. Что еще?
— Еще… У каждого цветочка своя маленькая вбойка. Вот гиацинт, например, поет про трех сестричек. Одна была в красном, другая в синем, третья в белом. Пошли в лес, а вернулись трупиками в гробиках… Лес — универсальная метафора жизни и смерти.
Все-таки девчонки есть девчонки. Гробики, трупики. Покойнички. Никак не забудет свой фембокс.
— Нет, — сказал я, — решат, что мы на древний триколор намекаем. И про гробики тоже не надо. А то про Курган-Сарай вспомнят.
— А у одуванчика…
— Нет, — перебил я. — Цветочки не надо, фемы издеваться будут. Люсик все равно не пропустит. Давай дальше.
Герда кивнула.
— Тогда про принцессу, — сказала она, — которая прочла все газеты и все их забыла, такая была умная… В том смысле, что забыла. Ум в том, чтобы забывать.
— Лучше тогда не читать.
— Никто бы не узнал тогда про ее ум.
Тут действительно что-то мерцало, но назвать это сильным ходом было трудно.
— Сложновато, — ответил я.
Мы быстро прошлись по остальным сказочным темам: сны, пролетавшие по комнатам дворца, маленькая разбойница, щекотавшая оленя символическим нейрострапоном, неодолимая сила Герды, заключенная в ее невинном детском сердечке (тут моя Герда не выдержала и засмеялась).
Самым интересным мне показалось то место, где в атаку на сказочную Герду идут снежные хлопья, похожие на злых медвежат и безобразных ежей, а она читает «Отче Наш», и навстречу снежным големам выходят рождающиеся из ее дыхания ангелы с копьями.
— Ангелы с разрезателями мяса, — сказала Герда, — в этом самая суть человеческих религий.
— И что?
— Можно наехать по этой линии на Совет Церквей. В том смысле, что человек всегда соединяет свои представления о прекрасном и должном с той разновидностью зла, при которой кормится…
Я подумал немного. При правильной расстановке акцентов можно было отжать у «Открытого Мозга» пару кармических плюсов. Главное тут не задеть прогрессивных влиятелей, что непросто, потому что многие в первую очередь вспомнили бы о них. Скользковато, в общем. Для нормального вруба тема по-любому была слишком узкой.
— Нет, — сказал я. — Не покатит. Что там дальше?
Осталось немного.
Симметричная красота чертогов Снежной Королевы не нравилась сказочной Герде. Особенно ей не хватало «веселья», под которым она понимала пляски буйных медведей и драки вокруг карточного стола (в те годы скандинавы еще не пугались соседства с нашим Отечеством — пугаться приходилось нам).
В конце концов Герда нашла Кея, растопила слезами осколки ледяного зеркала в его сердце и эвакуировала парня домой. Кончалась сказка тем, что Кей и сказочная Герда, уже взрослые, сидят в своей детской спаленке и держат друг друга за руки.
— Ничего нет, — подвел я итог.
— Как же ничего, — сказала Герда. — Ты что, не понимаешь? Они же не братик и сестра. Про это в начале сказки специально сказано. Сперва они маленькие, а в конце уже взрослые и понимают это. Сидят в спаленке и держатся за руки.
— И что?
— Ты правда не понимаешь?
Я отрицательно покачал головой.
— Давай так сядем и подержимся.
Мы сели на мягкие камышовые маты, покрывавшие пол, и взялись за руки.
— Вот. Кей и Герда только что вернулись с севера. Они уже взрослые. Что сейчас случится?
Я подумал немного.
— Она вынет кнут и велит ему лизать. А он испугается минуса в карму и подчинится…
Герда усмехнулась и чуть сжала пальцы.
Они были теплыми и электрическими.
— Попробуй без цинизма. Что ты чувствуешь?