Хабаров. Амурский землепроходец

Хабаров, усевшись в стороне, стал присматриваться к Крутилину, как видно, старшему среди подьячих, а тот дотошно расспрашивал каждого из вереницы ходоков, просившихся на государеву службу в Сибири, некоторые ответы записывал, тщательно обмакнув перо в медную чернильницу.

   — Значит, прозвание твоё Фрол Пинегин.

   — Истинно, Фрол Пинегин. Родом с Пинеги. Оттого и прозвание такое.

   — А пошто решил податься за Каменный пояс? Разве на Пинеге плохое житьё?

   — Да нет... На житьё грех жаловаться. Хочется дальние края посмотреть, послужить государю нашему.

   — Похвально, коли захотелось послужить государю. А со здоровьем как?

   — Не жалуюсь.

   — Ну и слава богу. Так и запишем. Шагай теперь вон в ту дверь к дьяку, самому главному над воеводской канцелярией. Кто следующий?

К столу подошёл мужичонка не первой молодости, с впалой грудью и редкой бородёнкой. Подьячий критически оглядел его и хмыкнул. Было заметно, что этот посетитель Крутилину явно не понравился.

   — А тебя что привело ко мне, божий угодник? — с ехидцей в голосе спросил подьячий.

   — Так ведь... Коли прямо сказать...

   — Так и говори, не мычи.

   — Известное дело... Житуха наша на Сухоне несладкая. Тиун поборами задавил. Опять же извозная повинность...

   — А ты бы хотел барином жить? Без поборов, без повинностей?

   — Кто бы об этом не мечтал? Может, за Каменным поясом житуха станет слаще?

   — Может, и станет. Посмотри и сравни. Всё от тебя будет зависеть. Как государю нашему станешь служить. Хороший служака сумеет службу с прибыльными промыслами сочетать. Такой не только сытно заживёт, но ещё и деньгу в мошну отложит. Так верстать тебя на государеву службу или нет?

   — А что ещё остаётся?

Вереницей проходят люди. Разные люди, с разными помыслами. Больше молодых, стремящихся вырваться из-под родительской опеки, готовых открывать и осваивать новые земли, сибирские просторы. А приходят и людишки, явно желающие уйти от суда, затеряться в бескрайней Сибири. Как с такими поступить? Подьячему после раздумий приходит единственная мысль: следует от них избавиться, отправить за пределы воеводства, за Каменный пояс, а уж там его судьба будет на совести тобольского воеводы или иных сибирских администраторств. Так-то!

Ерофей Хабаров насмотрелся на разных ходоков, вызывавших симпатии своим стремлением к неизведанному и откровенную неприязнь из-за явной их корысти и желания уйти от ответственности за дурные поступки. Наслушался он их бесед с Крутилиным. Подивился его долготерпению и умению находить выход из, казалось бы, самой запутанной ситуации.

В Великом Устюге Ерофей Павлович встречал немало людей, пожелавших податься в Сибирь, и понял, что большинство из этих людей, задавленных поборами, деспотизмом тиуна, рвались к лучшей жизни. Казалось им, что Сибирь и государева служба принесут избавление от поборов властей и бедности.

В ожидании весны, когда вскроются реки и станут судоходными, новоявленные казаки приобщались к разным работам, чтоб не даром кормиться за государев счёт. Многие трудились на воеводском лодейном дворе, где строились ладьи, дощаники для будущих караванов, устремлявшихся в Сибирь, становились грузчиками, плотниками. Другие за некую мзду в пользу казны поступали на службу к частным лицам, промышленникам, купцам, мастерам-умельцам. К весне число людей, пополнявших сибирское казачество, росло и росло.

Людей, возвращавшихся из-за Каменного пояса и разочаровавшихся в сибирском житие, Хабаров встречал редко. Переселенцы в основной своей массе всё же приживались в Сибири, втягивались в казачью службу, успешно занимались промыслами, растекались по необъятным сибирским долам, уходили на дальние реки. Возвращались единицы, либо явные неудачники, либо покалеченные и израненные в схватках с диким зверьем или же немирными инородцами.

Общение с различными людьми не заставило Ерофея Павловича проникнуться желанием верстаться в казаки и отправляться за Каменный пояс в составе очередной партии государевых людей. По складу своего характера он предпочитал самостоятельность. Службе и участию в военных походах под началом какого-нибудь казачьего сотника или атамана Хабаров предпочитал самостоятельный промысел, охоту на пушного зверя.

С большим интересом он расспрашивал собеседников о северной Мангазее, центре обширного промыслового района, допытывался и у Герасима Югова, которому уже доводилось промышлять пушного зверя в районе Мангазеи, наняв для этого опытных охотников.

   — Интересуешься Мангазеей, Ерофей? — спросил он напрямую, выслушав Хабарова.

   — Интересуюсь.

   — А коли так, поступай ко мне. Будешь моей правой рукой. Как вскроются реки, отправимся туда.

Ерофей не ответил немедленным согласием, а продолжал расспрос.

   — На первых порах Мангазейский край был богат пушным зверем, — отвечал Герасим, — а как хлынула туда волна промысловиков, но зверя, особливо соболя, сильно поубавилось.

   — Есть ли тогда смысл отправляться туда?

   — Пока есть. Пушного зверя хоть и поубавилось, но всё же он не перевёлся. На нашего брата хватит. Так согласен завербоваться ко мне в отряд?

   — Подумаю.

   — Ишь, какой ты тугодум.

   — А Мангазея-то большой город?