Хачатур Абовян

Попечитель согласился возбудить вопрос перед кем следует и стал разыскивать Абовяна через астраханскую армянскую духовную консисторию.

Об этом нам расскажет ниже сам Абовян, наши же документы начинаются с ответного письма директора училищ Астраханской губернии М. Рыбушкина, в котором последний извещает, что консисторские власти обещали по своей линии разузнать местопребывание Абовяна. Весть о том, что в столь близком расстоянии от «пастыря» открывается возможность пристроить своего человека — очень обеспокоила астраханское армянское духовенство. Они решили захватить кафедру. Архиепископ Серафим принялся обрабатывать Рыбушкина; впрочем, труда большого ему это не стоило. В письме от 27 апреля 1838 года Рыбушкин пишет.

«… в бытность мою в последнее время у означенного Архиепископа я услышал от него весьма лестный отзыв на счет познаний в науках и вообще образования о приехавшем недавно в Астрахань на службу по гражданской части, имеющем степень Действительного студента Армянине Авакове, Нахичеванском уроженце, давно известном архиепископу Серафиму и по его мнению весьма способном к преподаванию».

Давно известному? Без всякого риска можно предположить, что Аваков с какого-либо боку приходится родней благочинному!

Архимандрит не был глуп, зла своему протеже не желал, поэтому через Рыбушкина послал попечителю автобиографию Авакова, а насчет Абовяна запрос послал, но не о том Абовяне, о котором следовало, и не туда, куда надлежало.

Только четырнадцатого января 1839 года получился ответ на запрос. И какой ответ! Астраханская консистория снеслась с Эчмиадзинским синодом (который превосходно знал Абовяна!): «Ныне армянская духовная консистория отношением от 13/1 за № 14 уведомила меня, — пишет Рыбушкин, — что армянин Иосиф Абовян, племянник иеромонаха Захария (!!! В. В.) имеет свое жительство в местечке Амамец (Амамлу? — В. В.), близ Тифлиса и находится в светском звании». Иеромонах Захарий и его тупоголовый шеф не знали, о котором Абовяне идет речь? Конечно, знали! Но они его считали вероотступником и лютеранином, они его не считали своим, поэтому охотно пошли на бесстыдный обман, одновременно отомстив беспокойному «ренегату церкви» и угрожая архиепископу Серафиму…

Девять месяцев духовные бюрократы размышляли и прикидывали, как ответить, чтобы напакостить Абовяну, пока не нашелся «племянник иеромонаха»!

Пока «отцы духовные» «разыскивали» Абовяна, Мусин-Пушкин возбудил вопрос об утверждении кафедры. 29 декабря 1838 года министр просвещения изъявил согласие и дело пошло на высочайшее утверждение, которое последовало 14 марта 1839 года. Вторым своим представлением попечитель выставлял в качестве кандидата — клеврета астраханских попов, причем просил у министра сделать для него исключение, разрешив ему занять кафедру, без степени доктора, на что Уваров не согласился, требуя представления установленных работ.

Долго и терпеливо Абовян ждал извещения от попечителя Казанского университета. Получив письмо Френа, в котором академик извещал о согласии попечителя Казанского университета создать кафедру, он был длительное время спокоен. Но, исчерпав терпение, Абовян решил обратиться прямо к попечителю с напоминанием о себе и предложением своих услуг. Письмо написано на немецком языке девятого апреля. Вот его точный перевод: