Хачатур Абовян

Это и было содержанием его последерптокой жизни.

Но ранее, чем проследить далее этот процесс, позволю себе несколько уклониться в область теории.

Несколько слов о раннем демократизме

Очень коротко, почти схематически я коснусь вопроса о том, какими чертами характеризуется ранний буржуазный демократизм.

Не ради поучения, не из желания быть верным классическим канонам, а единственно в целях предупреждения возможного непонимания, из стремления предохранить себя от дальнейших бесплодных дискуссий, я хочу выяснить границы, хочу теоретически осмыслить природу явления, которое представляет собою идеологическое выражение подспудных экономических изменений и которое сигнализирует победоносное развитие нового социального уклада. Явление — самое возникновение которого было доказательством обреченности старых феодально-сословных перегородок, оно наиболее достоверно декларировало волю новых растущих классов.

Когда говорят о демократизме, у читателей может возникнуть представление о целом ворохе преступлений позднего буржуазного демократизма против рабочего класса. Но это историческая ошибка, ее нужно с самого начала устранить. Буржуазный демократизм после Великой французской революции — это нечто принципиально отличное от раннего революционного демократизма. Как отлично и от демократизма после чартистского движения к Революции 1848 года. Новые вехи в истории пролетарской классовой борьбы в корне меняли природу демократизма. Демократическое сознание переживает длительное развитие до революции (до того как буржуазия преодолевает феодализм), оно в процессе революции консолидируется как локально-классовое сознание буржуазии и выходит из горнила революции как тусклое воспоминание о былых «общенародных» выступлениях. Это закономерно и вполне соответствует социальной дифференциации, происходящей в эпоху революции и в результате ее. Чем яснее выделяется из общей бесформенной массы третьего сословия подлинный народ — пролетариат и трудовое крестьянство — тем решительнее буржуазный демократизм противостоит народу. Но это — конечный результат длительной борьбы, долгого развития и многократных трансформаций.

Оставаясь глубоко классовым, демократическое сознание в его ранней стадии коренным образом отличается от тех конечных модификаций, которым оно было подвержено.

Демократическое сознание стало формироваться как классовое сознание, всем своим острием направленное против феодализма, против сословного строя, против неравенства, против унаследованных привилегий, против невежества, насаждаемого церковью, против угнетения народных масс господствующими сословиями и абсолютизмом. Оно возникло как общенародное сознание, как идеология единого фронта всех угнетенных классов против феодализма.

Демократическое сознание — классовое сознание, но было бы очень упрощенно, если бы мы сузили это утверждение и механически объявили его выражением интересов одной лишь буржуазии. Там, где классовая дифференциация прошла начерно, лишь грубо наметив общие очертания и границы врагов старого общества, там мудрено искать строго определенное представительство классовых интересов. В ранних ступенях своего формирования демократическое сознание выражает интересы того общего антифеодального, антикрепостнического лагеря, которое было собрано накануне революции под именем третьего сословия.

Сравнивая классические буржуазно-демократические революции (Английскую 1648 года и Французскую 1789 года) с ублюдочной Немецкой революцией 1848 года Маркс так гениально характеризует ранний демократизм буржуазии, его классовую природу, взаимоотношение с народом: «В обоих революциях (1648 и 1789 гг. — В. В.) буржуазия была тем классом, который действительно стоял во главе движения. Пролетариат и не принадлежавшие к буржуазии слои городского населения либо не имели никаких отдельных от буржуазии интересов, либо еще не составили самостоятельного развитого класса, или части класса. Поэтому там, где они выступали против буржуазии, например в 1793 и в 1794 году во Франции, они боролись только за осуществление интересов буржуазии, хотя и не на буржуазный манер. Весь французский терроризм представлял не что иное, как плебейскую манеру расправы с врагами буржуазии, абсолютизмом, феодализмом и филистерством.

Революции 1648 и 1789 гг. не были Английскою и Французскою, это были революции европейского масштаба. Они представляли не победу одного определенного класса общества над старым политическим строем, они провозглашали политический строй нового европейского общества. Буржуазия победила в них, но победа буржуазии означала тогда победу нового общественного строя, победу буржуазной собственности над феодальной, нации над провинциализмом, конкуренции над цеховым строем, разделения собственности над майоратом, господства собственника земли над подчинением собственника земле, просвещения над суеверием, семьи над фамильным именем, промышленности над героической ленью, буржуазного права над средневековыми привилегиями».