Хачатур Абовян

Оуэн Роберт (1771–1856). Английский социалист-утопист, который, начав с филантропии, дошел в решении социальных вопросов до коммунизма: «Переход к коммунизму, — писал Энгельс в 1878 году, — был поворотным пунктом в жизни Оуэна. Пока его деятельность была простой филантропией, она доставляла ему богатство, всеобщее одобрение, почет и славу. Он был тогда популярнейшим человеком в Европе. Его речам благосклонно внимали не только товарищи по общественному положению, но даже сами государи и министры. Стоило только Оуэну выступить со своими коммунистическими теориями, — показалась оборотная сторона медали». Для педагогики важнейшее значение имела его книга «Образование человеческого характера» (1812–1816 г.). в которой он пытался связать проблему воспитания с решением более широкого и фундаментального вопроса о социальных порядках.

Песталоцци Генрих (1746–1827). Крупнейший теоретик педагогики. Его педагогическое учение, изложенное систематически в романе «Лингард и Гертруда» (1781), вышло непосредственно из основных положений Руссо. Рано лишился отца. Получив среднее и высшее образование, он, охваченный демократическими влияниями кануна революции, «пошел в народ» и стал заниматься сельским хозяйством. Потерпев неудачу, устроил заведение для покинутых детей, где впервые экспериментировал педагогические советы Руссо. В 1789 г. он перешел на педагогический труд и с разной степенью удачи экспериментировал свои педагогические положения. Швейцарская обстановка была отсталая, а потому Песталоцци не смог развить теорию трудового воспитания на индустриально-фабричной основе.

Погос. Архимандрит Карабахский — арменовед, глава и руководитель школы, основанной в 1815 г. Нерсесом в Тифлисе. В 1817 г. Нерсес вызвал его из Карабаха и передал ему дело воспитания юношей. Погос хотя и имел славу арменоведа, но ничего своим ученикам не мог предложить, кроме грамматики Чамчяна и железного своего посоха, которым он колотил учеников нещадно. Особого помещения «школа» не имела, учение происходило в келье Погоса или Тапитагском монастыре. Но даже такая школа была шагом вперед от Эчмиадзина, ибо Абовян приехал туда для «усовершенствования» в науках. Школа Погоса просуществовала до 1824 г., когда Нерсесу удалось открыть более или менее современное учебное заведение своего имени.

Прошьян Перч (1837–1907). Бытописатель армянской деревни. С любовью и пространно описывал он нравы, обычаи, порядки и предания родного села (он родился в Аштараке), идеализируя и прикрашивая. Консервативно-народническими чертами своих воззрений перекликался с русскими беллетристами — народниками. Прошьян в литературе прямой ученик и последователь Абовяна.

Вот как он описывает свое первое чтение «Ран Армении» и клятву описать родной Аштарак в духе Абовяна. В крайней нужде и оставшись без крова и средств, Прошьян бродил по улицам Тифлиса под проливным дождем, не имея, куда идти. Вдруг он замечает дом, где живет его односельчанин Тер-Овсепян и идет к нему. Последний его принимает любезно: «С ног до головы переодел, взял в свою комнату, предложил вместе с чаем одну новую армянскую книгу и извинился, что часа на два он должен отлучиться, ибо должен был заниматься с несколькими нахлебниками-учениками.

Книга была новостью для меня.

«Раны Армении» и «Хачатур Абовян» поглотили мое внимание. Еще не раскрыв, глядел на обложку и, обомлев, вертел ее в руках.

Начал с введения.

Трудно передать впечатление и те бурлящие чувства, которые во мне следовали одно за другим. То слезы печали, то слезы радости, то подпрыгивал на месте. Бог знает, чего со мной не происходило. Хорошо, что хозяин ушел и никого при мне не было, иначе стоило бы меня связать и прямо отправить в дом умалишенных.

Как прошло время не могу припомнить. Помню только ощущение, будто правую руку кто-то колет и до ушей доходит голос далекого эхо. Быть может и на этот раз я оставил бы все без внимания, если бы книга не была уже окончена.

— Что это вы в обмороке? Оглохли или потеряли способность чувствовать? Вот уже свыше пяти минут я тереблю вас, кричу, а вы не отвечаете…

— Что это? Что с нами делает Абовян? Что за необычайное и прелестное явление в нашей литературе? Где был спрятан этот бесценный клад до сих пор?

303

— Да, на всех читателей производит одно и то же впечатление. Сегодня у всех на устах «Раны Армении», благодарность Пондояну, что издал.

— И почему бы Абовяну не иметь последователей? Почему мы оставляем наш народ лишенным чтения? Доколе наша литература будет достоянием только интеллигентов?

— Мы много об этом говорили. Но где теперь среди нас человек, могущий идти по его стопам? Не думаете ли вы, что это дело легкое?

— Попытка ведь не пытка.

— Ваши намерения? — скептически спросил собеседник.

— Не столько, но если вполовину удастся, приемлемо будет?

— И четвертая доля нас удовлетворит.

— Не ручаюсь за полную удачу, но вот моя рука, я буду учеником Абовяна.