Хадамаха, Брат Медведя

Черная тень шамана в увенчанной медвежьей головой шапке – но ведь шаманы не носят медвежьих шапок, а только птичьи, с перьями, да еще с оленьими рогами! – протянулась из-под ног тощего хант-мана, ложась поперек плотно утрамбованной снеговой дороги. И была в этой тени такая сокрушительная мощь, что Хадамаха враз понял – в словах этого шамана не то что он, даже его отец не посмел бы усомниться! Раскатываясь, будто тканная из черной шерсти дорожка, из-под ног скуластого выметнулась вторая тень – кузнеца с молотом в одной руке и мечом в другой. А у самых пяток симпатичной девчонки, то вытягиваясь в серую ленту, то сжимаясь, шевелилась третья тень – патлатой твари с извивающимся, как змея, длинным языком и когтями, каким и Хадамахины родичи Мапа могли позавидовать. На сером кругу призрачного лица тени пылали синие треугольники глаз!

А олени, олени-то – олени теней не отбрасывали вовсе! Зато Хадамаха увидел свою тень – медведь, громадный, наверное, как сам дух-хозяин тайги Дуэнте, неторопливо ворочаясь, выбрался из-под его ног и встал на дыбы, широко раскинув когтистые лапы. То ли намереваясь обнять три другие тени, то ли задавить их к маме Умай-земле!

Назад! – беззвучно прошептал мальчишка, чувствуя, как капля горячего пота сползает по стремительно покрывающемуся жесткой шерстью хребту. Назад, я сказал! – И он мысленно вцепился в загривок вырастающего медведя обеими руками, как хватал порой разбушевавшегося брата. Привычная, как застарелая болезнь, кровавая ярость выметнулась из нутра, облизала мозг, замельтешила перед глазами красными пятнами…

– Ну, чего примолк? – раздался где-то под ухом (до уха-то он не доставал!) насмешливый голос Пыу. – Так можно пропускать?

– Никак нельзя, – пытаясь сглотнуть будто пожаром высушенную слюну, прохрипел Хадамаха. – Беспокойства от них будет много… – отлично понимая, что говорит не то и не так, пробормотал он и чуть не застонал в досаде на собственную глупость. Ох и слово-то нашел! От Огненного потопа чэк-ная тем, кто в нем горит, тоже… беспокойство! А эти трое, сдается, похуже чэк-ная будут!

– Вот и видно, что ничего не понимаешь ты! – послышался торжествующий голос Пыу, и мальчишка понял, насколько не те слова он на самом деле выбрал!

Забыл, с кем говорит! Да посоветуй он Пыу не есть лягушек из болота – у того б давно зеленые лапки изо рта торчали! Тщедушный стражник аж подпрыгивал, глядя на троицу ребят, как на долгожданных родичей.

– Не видишь разве – олени у молодого господина добрые, поклажа во вьюках… – кивая на скуластого мальчишку, тараторил он. – Парень с ним – проводник, не иначе, – он бесцеремонно ткнул пальцем в хант-мана. – Да девка-прислужница!

Хадамаха аж зажмурился от ужаса. Сейчас эта молоденькая жрица – что под закрывающим голову девчонки платком прячутся голубые волосы, Хадамаха не сомневался! – ка-ак по ним Огнем долбанет, не разбирая, кто тут записал ее в служанки!

– Проезжайте, молодой господин, поклажи у вас немного, чего в очереди-то томиться? – звонким ручьем продолжал разливаться Пыу, наскоро мазнув по бокам оленей краской.

– Благодарю вас, славный воин, – вполне по-господски, совсем как тысяцкий на Храмовых праздниках, склонил голову скуластый мальчишка, и из его ладони прямо в руки Пыу ляпнулась мелкая серебрушка.

Хадамаха успел заметить, как названный проводником хант-ман протестующе дернулся, будто хотел возразить, и тут же получил от приятеля увесистый пинок в плечо. Скуластого тут же перекосило от боли, а тощий торопливо почесал в ворота, почти волоча за собой оленя.

– Видал? Вот как господа настоящего-то стражника ценят! И это только начало! – любуясь блеском монеты в свете Голубых огней в надвратных чашах, напыжился Пыу. Он торопливо сунул добычу за пазуху и, аж подскакивая от усердия, крикнул троице вслед:

– За девкой вашей приглядывайте, молодой господин! Как бы не сперла чего! По лицу видать – та еще пройда!

И вот тогда сидящая на олене девчонка развернулась в седле. Пальцы ее хищно скрючились, точно как у жриц, готовящихся запустить комком Огня. Кожа на лице плотно обтянула череп, так что казалось, стали видны кости. А уж глаза! На мелко кланяющегося вслед «господину» Пыу пристально уставились треугольные синие глазищи! Те самые, что он видел на призрачном лице тени! А между медленно раздвинувшихся кроваво-алых губ мгновенным проблеском метнулся раздвоенный змеиный язык! Хадамаха напрягся, еще не зная, что сейчас будет, но уже готовый отшвырнуть Пыу в сторону, а сам сигануть в другую…

Скуластый мальчишка что-то коротко бросил девчонке. Казалось, искрящая в воздухе жаркая, как Огонь, ярость вдруг схлынула. Девчонка глубоко перевела дух, одарила Пыу еще одним – запоминающим – взглядом самых обычных, даже довольно красивых глаз, отвернулась… и все трое, пригибаясь под низкой притолокой боковой створки, вступили в город.