Хадамаха, Брат Медведя

Хадамаха полюбовался своим отражением в ледяном полу – отчего же и не поглядеть, когда предлагают? – поправил скособочившуюся пряжку ремня и направился по застеленной рогожей лестнице на второй этаж.

В просторном зале стояли десятки совершенно одинаковых грубо вытесанных столов, заваленных кипами писчей бересты – стражницкими отчетами о происшествиях. Сейчас большинство столов пустовали – тысяцкий полагал, не стражницкое это дело, казенные кожаные штаны на лавках протирать. Только сквозь полупрозрачные ледяные стены каморки, отгороженной для самого тысяцкого, виднелось смутное шевеление. Хадамаха неловко откашлялся и, оправив куртку, постучал.

– Заходи! – донеслось изнутри.

Хадамаха аккуратно вдвинулся в слишком низкую и узкую для него дверь и, как всегда, в первую очередь бросил быстрый взгляд на испещренную зловещим красным цветом карту чэк-наев. На ней появились две новые жирные красные точки. Злой дух Сакка, да оттуда же до города рукой подать!

Тысяцкий устало потер ладонями лицо, отодвигая наваленные на его столе свитки.

– А ведь я ошибался! – неожиданно выдал начальник городской стражи.

Хадамаха промолчал, продолжая невозмутимо глядеть на тысяцкого.

– Когда говорил, что играть тебе не стоит, – пояснил тот. – Играешь ты тоже хорошо, – неохотно признал он. – И все же… – Тысяцкий резко поднялся из-за стола и, едва не задевая Хадамаху плечом, прошелся по узенькой выгородке – три шага в одну сторону, три шага в другую. Хадамаха торопливо вжался в полупрозрачную стену – сейчас особенно было заметно, что он на полголовы выше тысяцкого и намного шире в плечах, и это ужасно смущало мальчишку.

– За ваш каменный мяч платят, конечно, побольше, чем обычное стражницкое жалованье! – продолжал тысяцкий. – Но тебе сейчас всего-то тринадцать – сколько ты сможешь еще этой каменюкой кидаться? До двадцати пяти – много до тридцати Дней! А потом? Кости переломанные, пальцы перебитые-подробленные, а уж что в голове, о том я вовсе молчу! Только и останется у храмовых ворот милостыню просить! – Он пристально поглядел в неподвижное лицо Хадамахи и снова усмехнулся: – А для стражи от парня, умудряющегося так убедительно прикидываться тупой горой мяса, был бы немалый толк! Ладно… – тысяцкий как всегда резко оборвал разговор. – Ты умный, хоть по виду твоему ни в жизнь не догадаешься! Сам решишь, что к чему!

Хадамаха продолжал молчать. Все господин тысяцкий верно говорит… да только не все знает.

– Так что ты выяснил насчет Богдапки и Содани? – отворачиваясь к прозрачной перегородке, отрывисто спросил тысяцкий.

На всякий случай понизив голос, Хадамаха пробормотал:

– От Богдапки мяч с искрами отскакивает, будто камень в камень бьется. Он… – Хадамаха сглотнул, сам не веря своей невероятной догадке. – Каменный он! То есть не мяч… То есть мяч-то, конечно, каменный… Но и Богдапки – тоже… – И он смущенно умолк, ожидая насмешки.

– Все верно. Молодец, – безмятежно кивнул тысяцкий. – Настоящий стражник должен верить собственным глазам! Прозвище Кремень-старик ему дали не только за твердость духа. Мало их осталось, каменных великанов, может, один Богдапки нынче и есть. Это они пока молодые, легко туда-сюда превращаются, а с возрастом человеческого все меньше остается, пока совсем не закаменеют.

Хадамаха нервно поежился, вспомнив попадающиеся порой в тайге над озерами скалы, похожие на человеческие фигуры, и с почти трусливым облегчением подумал: хорошо, что у его племени все иначе! Потом нахмурился – выходит, на самом деле господин тысяцкий и сам все про Кремень-старика знал?

– Про Содани вы тоже знаете? – мрачно поинтересовался он.

– Думаешь, я тебя на сообразительность проверяю? – покосился на него тысяцкий. – Я вот тоже не сопливый-слюнявый какой, а каменюку вашу и поднять-то толком не могу. А Содани не выше меня ростом, – тысяцкий оглядел Хадамаху, снова заставив мальчишку смущенно потупиться, – и в плечах до тебя не дотягивает. А мячом швыряется, будто тот из кожи сшитый и воздухом надутый! Хотел бы я знать – в чем тут дело? Не люблю, знаешь ли, на своей территории никаких загадок! Начинается с загадок, а заканчивается обязательно неприятностями! – И он вопросительно уставился на Хадамаху.

Мальчишка открыл рот, собираясь заговорить… Закрыл снова, пожевал губами… Ну если уж господин тысяцкий про Богдапки верит… И он наконец выпалил:

– Содани – геолог!

– Ну и что? – после недолгой паузы непонимающе переспросил тысяцкий.

Хадамаха подавил недовольство – он рассчитывал, что тысяцкий сообразит все сам и ему не придется объяснять:

– Ну это… того… Видел я… – мальчишка еще больше понизил голос, опасливо поглядывая сквозь полупрозрачные стены. – У него прямо на ладонях – марево! Он мяч… ну… – и уперев глаза в пол, наконец с трудом выдавил: – Огнем держит! Как… как жрицы!

Воцарившаяся в прозрачной выгородке тишина заставила его поднять взгляд. Тысяцкий глядел на него, и в глазах его стыло ошеломление.