Хадамаха, Брат Медведя

Пах-ш-ш! – неистовое сверкание Рыжего огня ударило по глазам. Сплошное клубящееся полотно Алого пламени полыхнуло за отъехавшей в сторону гранитной плитой. В потоках Огня возвышалось красноглазое чудовище, жуткая помесь паука и человека. Встав на дыбы, оно раскинуло руки-лапы, открывая белесое и гладкое, как у червя, брюхо. От самой шеи и до низу тянулась едва зарубцевавшаяся отметина от Голубого огня Аякчан. Гибкий длиннющий хвост изогнулся дугой, настораживая Огненное жало на конце. Ударил, как плеть. В одно мгновение захлестнулся вокруг щиколоток Кыыс, дернул. Жрица упала на пол, ее поволокло к стене Пламени. Хадамаха взвился в прыжке, ляпнулся животом на гранит и в самый последний момент успел вцепиться в запястья отчаянно извивающейся Кыыс. Рвануло так, что локти едва не выдернуло из суставов. Тварь оказалась невероятно сильной. Руки Хадамахи начали раздуваться, превращаясь в покрытые шерстью лапы. Ему казалось, он слышит, как трещат кости жрицы. Ее искаженное ужасом и болью лицо было прямо перед ним.

– Помоги… Не… отпускай… – мучительно выдохнула она.

Тварь дернула снова. Жрица завизжала, обоих поволокло по гранитному полу. Где-то далеко, на самом пределе слуха раздавались другие крики. Множество голосов растерянно и испуганно спрашивали – что это? где это? Слышался топот ног. Хадамаха попытался упереться носками сапог, но они лишь скользили по гладкому полу. И он и жрица неумолимо приближались к стене бушующего Пламени. Женщина забилась от невыносимого жара, невольно вырываясь из рук Хадамахи. Парень извернулся, перехватил кричащую Кыыс за плечи, потянул, вкладывая в рывок всю медвежью силу…

Окутанный алым ореолом кулак вырвался из Алого пламени и врезал Хадамахе в подбородок. Мальчишку отшвырнуло в сторону. Жрицу мгновенно втянуло внутрь. Гранитная плита начала со скрипом закрываться.

Хадамаха на четвереньках метнулся к движущейся плите. Вцепился в край, потянул так, что заскрипели кости. На краткий миг казалось, что плита замерла… Хадамаха уперся в пол, выгибая спину в запредельном усилии.

Его сорвало с места, едва не швырнув прямо в бушующий Огонь. Снова послышался скрежет камня о камень – и гранитная глыба неуклонно поползла вперед. Пальцы Хадамахи соскользнули с края, и мальчишка кубарем откатился прочь.

С шумным вздохом плита встала на место, намертво сливаясь со сплошным монолитом стены. Пляшущие багровые отблески погасли.

Опираясь на локти, Хадамаха с трудом приподнялся…

По стенам заметались сполохи Голубого огня. Раздался громкий топот, и в каменный зал ворвался крепкий аромат настоявшейся араки. А уж следом – Пыу собственной персоной.

– Это здесь! Здесь! Все сюда! – вопль щуплого стражника был звонким и пронзительным, как удар медного била. – Ага! – завопил он, увидев поднимающегося на колени мальчишку. – Вот ты мне и попался! Ты арестован! – Пыу прыгнул, повиснув на Хадамахе.

Хадамаха поднял на него воспаленные слезящиеся глаза. Пыу… Откуда он… Что ему надо? Перед глазами крутились сверкающие алые колеса. Зал заполнился людьми и гомоном. Топоча и цепляясь концами копий за стены, ворвался полный десяток храмовой стражи. Засвистел, затрещал воздух, и изо всех коридоров, как рой пчел на сунувшегося в улей медведя, ринулись жрицы.

Медведя… в улей. В Улей! В зону 51! Нет, теперь – в зону 52! Хадамаху начала бить частая дрожь.

Брызжущие золотыми искрами шары Голубого пламени окружили его со всех сторон. Его схватили за плечи, заломили назад руки, вцепились в волосы и рывком запрокинули голову назад. Мальчишка зажмурился еще сильнее, чувствуя, как шкворчащий жар, на сей раз голубого цвета, придвигается к его лицу.

– Смотри на меня, мальчишка! – рявкнул властный женский голос.

Хадамаха приоткрыл один глаз и тут же зажмурился снова. В волосы ему вцепилась лично настоятельница.

– Я сказала – смотреть на меня! – гаркнула та. – Что произошло? Кто ты такой? – в такт каждому слову она дергала парня за волосы, так что голова у него болталась, как привязанная на ниточке. – Что делаешь здесь? – голос ее сорвался на страшный шепот.

Хадамаха судорожно вздрогнул – искра от пылающего Шара скользнула по его щеке, полоснув болью. Как волны у ледяных берегов Океана, вокруг рокотали гневные женские голоса, сквозь туман боли он видел искаженные злобой лица жриц.

– Жрица… Кыыс… пропала… выскочил… уволок… – с трудом проталкивая слова сквозь горло, высохшее, как рыба с прошлодневного улова, выдавил он. На потрескавшихся губах выступила кровь. Кожу начало печь, будто его физиономией по камням проволокли. Сейчас он был даже рад, что его держат, – на руках храмовых стражников можно было повиснуть.

– Что? – завизжала настоятельница. – Ты уволок жрицу Кыыс?

Хадамаха понял, что он тоже пропал.

– Осмелюсь доложить – это храмовый преступник! Осмелюсь доложить – он давно от меня скрывается! Осмелюсь доложить – я его поймал! – торжествующе отрапортовал Пыу.