Хаджибей: роман-трилогия

Раенко очень тосковал о погибшем товарище. Вспоминая Иванко, он испытывал потребность поведать друзьям, какие мысли и чувства вдохновляли их сражаться несколько лет за свободу чужой маленькой страны. Он писал Сдаржинскому:

«И среди людей, великодушно рисковавших своей жизнью из-за одной идеи, за свободу народа им в сущности совершенно чуждого, с которым их ничего не связывало, не было ни одного русского… Эта мысль не покидала меня, мне было и больно и стыдно, до слез иногда было обидно за нас — и, наконец, я решился' ехать в Грецию».[179]

Но вот пришла долгожданная победа. Наступил мир, и Раенко почувствовал, что ему пора уезжать из маленькой страны, где он воевал, которую он полюбил как вторую родину.

Пора! Но он еще некоторое время медлил с отъездом. В Греции у него находился близкий друг, человек, которого он и уважал, и любил. Это был президент страны Иоанн Антонович Каподистрия, бывший русский министр иностранных дел, бывший студент Падуанского университета, в котором учился и Раенко…

Каподистрия не советовал Раенко возвращаться на родину.

— Вы здесь, в Греции, имеете чин генерала, а в России на вас будут смотреть, как на карбонария и без промедления запишут в неблагонадежные. А что это значит — вам известно лучше меня. Затем, вы знаете, что в мире не любят умных людей. А русский царь особенно… Вам будет у него совсем плохо…

Каподистрия, конечно, просто не хотел лишиться такого честного и преданного человека, как Раенко, на которого можно было положиться в случае опасности.

А в Греции была все еще тревожная обстановка. Резиденты двух великих держав — Англии и Франции — плели хитроумные интриги. Они считали, что президент Греции Каподистрия — русский ставленник, и решили убрать его.

В воскресенье, 27 сентября 1831 года, когда президент посетил утром церковь в Навплии, они подослали наемных убийц — Константина и Георгия Мавромихали. Они и убили Каподистрию прямо в церкви.

Убийство президента, которое было совершено на глазах Раенко, вызвало у него нервное потрясение. Он больше не в силах был оставаться в стране, где трагически погибли два его друга. Николай Алексеевич, кроме того, чувствовал, что он должен выполнить долг перед одним из них — доставить на родину сына Иванко.

Тоска по России так овладела им, что он поборол страх перед царским правительством и, взяв с собой жену Иванко Елену с ее маленьким сыном, отправился на родину.

…И вот он сходит по корабельному трапу на дощатую одесскую пристань. С ним — молодая невысокая черноглазая женщина с четырехлетним мальчиком. Вид у Раенко живописен. Он в мундире генерала греческой армии… Он гордо идет по улицам родного ему портового города — кипящего каменного моря.

И вдруг его приглашают в полицию. Здесь его ждет жандармский подполковник в голубом мундире. И не только подполковник, но и готовое высочайшее предписание: в двадцать четыре часа выехать на Кавказ.

Почему на Кавказ? Ему объяснили, что он поручик. А сейчас там война с горцами. Имеется уже назначение — направить его в драгунский Нижнегородский полк…

— Повоевали вы, господин поручик, за греческую республику и — довольно! А теперь пора за царя-батюшку, — говорит ему с иронией строгий, но вежливый жандармский подполковник.

— Но ведь я — генерал, а не только поручик, — улыбнулся Раенко.

— В Греции. А в России поручик, — вежливо улыбнулся чиновный жандарм.

Николаю Алексеевичу невольно припомнились пророческие слова Каподистрии. Как в воду смотрел покойный президент.

С огромным трудом удалось Раенко исхлопотать несколько дней отпуска для устройства личных дел.

И вот он с Еленой и маленьким сыном Иванко — в Трикратном.

^Кондрат мужественно принял страшное известие. Его смуглое лицо посерело. Но ни одна слезинка не выкатилась из глаз. Он молча поцеловал невестку и взял на руки внука. Долго разглядывал он его, словно желая в мальчике увидеть знакомые и дорогие черты.

Потом, прижав маленького Кондратку к своей груди, старый Кондрат понес его в лес.

Из лесу они возвратились уже друзьями. Внук сидел на спине деда, трепал ручонками его седую бороду и лихо кричал, как кричат все мальчики, когда воображают себя всадниками:

— Но-но!

Они добрались до флигелька. Тут Кондрат присел на ступеньку, посадив на колено внука, которого по-прежнему привлекала белая борода деда. И маленький Кондратко с удовольствием перебирал ее волнистые пряди цепкими пальцами своих ручонок.

А дед не мог оторвать глаз от внука. Уж очень похож был маленький Кондратко на него самого. Да, скорее больше на него, чем на Иванко…

Кондрат хотел приподняться, но резкая боль глубоко уколола грудь.

Словно пуля пробила сердце.

И он понял, что это смерть, которая никогда не могла сразить его ни в одном бою.

Он тихо и медленно соскользнул со ступеньки.

А маленький Кондратко, уверенно встав на теплую от солнца землю, все еще продолжал теребить бороду деда. Все еще не понимая, что большой Кондрат навсегда ушел от него.

Одесса, 1965–1967 гг.