Посуда, изготовленная этим мастером, не имеет равных. Он заслуживает звания знаменитого гончара в Кюсю-Нагоя. Выдано гончарному мастеру Хикосабуро Иэнаге.
Прежде этот Хикосабуро звался Ики-но Ками. Впоследствии он переехал в Янагаву. Его семья передает выданное ему свидетельство из поколения в поколение. Тёэмона, младшего брата Хикосабуро, звали Укё. Его потомки и сейчас живут в деревне Такагимура и имеют копию свидетельства. Старшие сыновья двух семей соответственно носят имена Хикосабуро и Тёэмон.
В третий год Мэйрэки[256]
(1657 г.) нашему клану было приказано принять и содержать в заключении группу христиан из Омуры[257]. Хёбу Оки и Дзюбэй Нагаяма были посланы их сопровождать. Первого дня двенадцатого месяца они приняли в Исахае восемьдесят человек. В Имаидзумимуре была построена новая тюрьма, куда и поместили захваченных христиан. Хёбу, Кадзума Накано, Матабэй Накано и Дзюбэй получили приказ их охранять.На следующий год, двадцать седьмого дня седьмого месяца, заключенные были преданы смерти. Из Нагасаки прибыл инспектор наблюдать за казнью. Головы казненных были выставлены на всеобщее обозрение на воротах тюрьмы в Такао. Инспектора сопровождали Каэмон Накано, позднее получивший имя Матабэй, Дзюбэй Нагаяма, в роли мэцукэ выступали Хёбу Оки и Кадзума Накано. Исполнение приговора было поручено пехотинцам, хорошо владевшим мечом. Каждый отрубил по три головы. Последние три головы Сэндзаэмон Митани срубил с несравненной ловкостью и мастерством. В казни также участвовали: Саннодзё Такэдоми, Дзироэмон Миура, Сабуробэй Нодзоэ, Хатидаю Нодзоэ, Ясудаю Судзуки, Сонодзё Кумэ, Рокунодзё Мидзумати. Имена остальных участников остались неизвестными. Тела казненных вывезли в море у берегов Хиго[258]
и сбросили в воду.Из книги седьмой
Хёго Наритоми[259]
однажды сказал: «Победить — значит одержать победу над своими союзниками. Победа над союзниками — это победа над собой. А победа над собой есть победа духа над собственным телом. Это как находиться среди десяти тысяч своих сторонников, из которых за вами не следует ни один. Не будете закалять тело и душу — не сумеете одолеть врага».Во время штурма замка Хара в Симабаре Гэки надел на себя сверкающий доспех. Его светлость Кацусигэ был недоволен его показным тщеславием и впоследствии, когда видел что-то бросающееся в глаза, всякий раз говорил: «О! Прям как панцирь, который тогда напялил Гэки». Вычурная одежда или привлекающие внимание доспехи выглядят недостойно и легкомысленно в глазах людей.
Когда его светлость Кококуин[260]
умер, его помощник Кимбэй Эдзоэ отнес его прах на священную гору Коя[261], потом построил в окрестностях хижину и поселился в ней отшельником. Там он вырезал из дерева статую умершего хозяина и самого себя, простершегося перед ним ниц. Спустя год после кончины его светлости Кимбэй вернулся домой и совершил оибара. Созданная им статуя была перенесена с горы Коя и установлена в храме Кодэндзи в Саге.Китидзаэмон Ямамото[262]
в возрасте пяти лет получил от отца Дзинъэмона приказ зарубить мечом собаку. Когда ему исполнилось пятнадцать, ему приказали казнить преступника. Прежде считалось, что молодой воин, достигший четырнадцати-пятнадцати лет, должен быть готов к тому, чтобы беспрекословно выполнить приказ и отрубить голову человеку. Его светлость Кацусигэ в молодые годы по указанию отца совершенствовался во владении мечом. Как говорят, в один присест он как-то обезглавил десять человек.В старые времена такое практиковалось часто, в том числе среди сыновей высокопоставленных особ, но сейчас даже дети из семей самых низших рангов не оттачивают таким образом мастерство владения мечом. Это знак пренебрежительного отношения к миссии воина, прикрываемого словами типа «в таких методах нет необходимости», «убийство связанного человека не приносит славы», «это действие само по себе преступление», «сделать так — значит осквернить себя». В конечном итоге выходит, что воинская отвага того не стоит и остается лишь заботиться о полировке ногтей и приобретении красивых вещей.
Если заглянуть в душу человека, осуждающего такую практику, окажется, что все эти слова ему нужны лишь для оправдания собственной трусости. Его светлость Наосигэ отдал сыну такой приказ, потому что считал это необходимым. Как сказал Дзётё, несколько лет назад он ездил в Касэ, где казнят преступников, чтобы попрактиковаться в обезглавливании, и испытал при этом особое чувство. Воспринимать казнь как что-то страшное и зловещее есть признак трусости.