Хаггопиана и другие рассказы

— Ты самый здравомыслящий человек из всех, кого я встречал, — сказал я.

— Я бы не стал утверждать столь уверенно, — ответил он, — и, возможно, вскоре у тебя появится повод изменить свое мнение, но на данный момент я в здравом уме. И как в таком случае я могу объяснить то омерзение, то болезненное отвращение, тот ужас, которые охватили меня после того как я открыл утреннюю газету и наткнулся на ту фотографию Магрусера? Я не мог этого объяснить… — Он снова замолчал.

— Предчувствие? — спросил я. — Предупреждение?

— Конечно! — ответил он. — Но о чем, и откуда? И чем больше я смотрел на эту проклятую фотографию, тем больше убеждался, что столкнулся с чем-то чудовищным! Увидев его рассерженное, застигнутое врасплох камерой лицо, я узнал его — хотя никак не мог его знать.

— Ага! — сказал я. — Ты имеешь в виду, что знал его раньше, под его прежним именем?

Кроу улыбнулся, и его улыбка показалась мне слегка усталой.

— Мир прежде знал его под несколькими именами, — ответил он, и улыбка исчезла с его лица. — Кстати, если уж зашла об этом речь — что ты скажешь о его имени?

— Штурм? Я уже об этом думал. Похоже на немецкое?

— Отлично! Да, немецкое. Его мать была немкой, а отец персом, оба натурализовались в Америке в начале века. Они покинули Америку и приехали сюда во время маккартистской «охоты на ведьм». Штурм Магрусер, кстати, родился первого апреля 1921 года. Это важная дата, Анри, и не просто потому, что это День дурака.

— Он довольно молод, — заметил я, — для того положения, которого успел достичь.

— Верно, — кивнул Кроу. — Через месяц ему исполнилось бы сорок три.

— Исполнилось бы? — меня удивил тон голоса Кроу. — Значит, он умер?

— К счастью, да, — ответил он. — Магрусер, и вместе с ним его проект! Он умер позавчера, четвертого марта 1964 года — тоже важная дата. Об этом говорили во вчерашних новостях, но я не удивлен, что ты их пропустил. Ему уделили не слишком много места, и после него, насколько я знаю, не осталось никого, кто стал бы его оплакивать. Что же касается его «секретного оружия», — Кроу невольно вздрогнул, — его секрет умер вместе с ним. За что мы тоже должны быть благодарны.

— Значит, кладбище, которое ты упоминал в письме — то самое, где его должны похоронить? — предположил я.

— Кремировать, — поправил он. — Где его пепел развеют по ветру.

— По ветру! — Я щелкнул пальцами. — Теперь понял! «Штурм» значит «буря» — это немецкое слово, означающее бурю!

— И опять верно, — кивнул Кроу. — Но давай не будем торопиться?

— Торопиться! — фыркнул я. — Друг мой, я вообще ничего не понимаю!

— Не совсем так, — возразил он. — Перед тобой головоломка, для которой нет исходной картинки. Сложить ее нелегко, но как только ты закончишь складывать рамку, постепенно лягут как надо и остальные фрагменты. Итак, я говорил о том, как три недели назад увидел фотографию Магрусера. Помню, я тогда только что встал, и еще в халате принес утреннюю газету, чтобы почитать. Занавески были открыты, и за ними был виден сад. Было довольно прохладно, но вполне терпимо для этого времени года. Утро было сухим, и вереск словно манил меня, так что я решил прогуляться после того как прочитаю новости и позавтракаю. Потом я открыл газету — и увидел перед собой лицо Штурма Магрусера!

Анри, я выронил газету, словно она была из раскаленного железа! Увиденное настолько потрясло меня, что мне пришлось сесть, чтобы не упасть. Меня довольно трудно вывести из равновесия, и можешь себе представить, какое потрясение требуется моему организму, чтобы настолько на него повлиять. А потом, когда я сел и нагнулся, чтобы поднять газету, случилось еще одно.

В саду неожиданно поднялся сильный ветер. Задрожала живая изгородь, над дорожкой взметнулась прошлогодняя листва. Вспорхнули птицы, словно почувствовав присутствие кого-то или чего-то невидимого. И внезапно возникли маленькие смерчи, пыльные вихри, поднимавшие в воздух листья, гравий и прочий мусор. Пыльные вихри, Анри, в марте, в Англии — полдюжины смерчей, пронесшихся вокруг Блоун-хауса в течение получаса! В любых иных обстоятельствах это был бы удивительный, чудесный феномен.

— Но не для тебя?

— Нет, — покачал он головой. — Тогда — нет. Я скажу тебе, что они значили для меня, Анри. Они говорили мне, что точно так же, как я узнал… нечто, узнали и меня самого! Понимаешь?

— Честно говоря, нет, — на этот раз была моя очередь покачать головой.

— Неважно, — помолчав, сказал он. — Достаточно того, что я воспринял эти странные вихри как знак того, что я действительно почувствовал нечто невыразимо опасное и непристойное в этом Штурме Магрусере. Мое открытие настолько меня напугало, что я сразу же занялся выяснением всего, что мог о нем узнать, чтобы понять, в чем заключается угроза и как лучше всего ее избежать.

— Могу я тебя на секунду прервать? — попросил я.

— Гм? Да, конечно.

— Насчет тех дат, про которые ты говорил, что они важны. Даты рождения и смерти Магрусера. В каком смысле они важны?

— А! До этого мы еще дойдем, Анри, — улыбнулся он. — Может, ты этого и не знал, но я также в каком-то смысле нумеролог.

На этот раз улыбнулся я.