Хаггопиана и другие рассказы

Когда, наконец, свечение полностью угасло и от дерева осталась лишь зловонная, вязкая, красновато-черная лужа, я заметил, что небо посветлело — начинался рассвет. Именно тогда у меня и возник план. Ужасами я был сыт по горло. Все, чего я хотел, это забыть, и понимал, что власти никогда не поверят моему рассказу, но я даже и пробовать не собирался.

Я сложил костер над зловонным местом, где раньше росло дерево, и когда в отдалении закукарекал первый петух, поджег груду листьев, веток и стоял там, пока не осталось ничего, кроме почерневшего пятна на траве. Потом я оделся и пошел в полицейский участок.

Никто не мог понять, почему тело старого Картрайта полностью лишено крови, в чем причина странного повреждения рта и других, внутренних повреждений, которые показало вскрытие. Однако никто не отрицал, что уже давно он вел себя «необычно», а в последнее время открыто говорил о чем-то, «светящемся в ночной темноте», и о деревьях с руками вместо листьев. Казалось, никто не сомневался, что его конец будет «странным».

Дав показания полиции о том, как на рассвете обнаружил тело старого Картрайта у себя в саду, я снова позвонил в Лондон и сообщил своему другу-ботанику, что дерево погибло во время пожара. Он сказал, что, конечно, жаль, но на самом деле значения не имеет — вечером он улетает в Южную Америку и задержится там на несколько месяцев.

Он попросил меня, если получится, раздобыть еще один экземпляр того же вида.

Однако это еще не конец истории. Все, о чем я рассказал, случилось прошлым летом. Сейчас снова весна. Птицы так и не вернулись в мой сад, и, хотя каждую ночь я ложусь в постель, предварительно заперев дверь, спать не могу.

Я подумал, что, избавившись от остатков своей коллекции, смогу стереть воспоминания о том, что когда-то росло в моем саду. Я ошибался.

Я раздарил раковины с островов Полинезии и вдребезги разбил череп, который выкопал из земли в том месте, где когда-то возвышались римские развалины. Ничего не изменилось. Позволил погибнуть своим Венериным мухоловкам, лишив их необходимого питания. Это тоже ничуть не помогло! Мои «дьявольские барабаны» и «посмертные маски» из Африки сейчас покоятся под стеклом в витрине музея Уорби вместе с жертвенным платьем из Ми-Афоса. Коллекция из десяти кошмарных картин Пикмана, Чандлера Дэвиса и Кларка Эштона Смита ныне принадлежит алчному американскому коллекционеру. Ему же я продал полное собрание сочинений По. Я расплавил свой исландский метеорит и навсегда расстался с покрытой ужасными письменами статуэткой из Индии. Серебряные фрагменты неизвестного кристалла мертвого Г’харна в неудобоваримом состоянии покоятся в своем ящике, и я продал на аукционе все книги о безумном прошлом Земли.

Да, хотя я больше не имею оснований кичиться тем, что располагаю лучшей после Британского музея коллекцией всяких мерзких и жутких диковин, я по-прежнему не могу спать. Существует нечто — страх, мешающий уснуть, заставляющий меня в последнее время приковывать себя к постели, когда я ложусь.

Видите ли, мне совершенно ясно — заверения доктора, что «все это существует лишь в моем сознании», ошибочны. Я знаю, что если когда-нибудь снова проснусь в своем саду, это будет означать неизлечимое безумие… или что-нибудь похуже!

Что касается места, где весенняя трава сохнет и желтеет, оно продолжает слабо светиться по ночам. Всего неделю назад я надумал полностью удалить почву с этого участка, но, ткнув лопату в землю, увидел что-то извивающееся, черное, похожее на перерубленный корень, быстро ушедшее под землю и исчезнувшее из вида! Возможно, это всего лишь мое воображение, но также я заметил, что глухой ночью половицы в моей комнате иногда поскрипывают; и, кроме того, есть еще кое-что.

У меня снова началась чудовищная головная боль.

Дилет-Лин