Хайдеггер: германский мастер и его время

Мышление о бытии было в представлении Хайдеггера таким «игровым» движением самораскрытия навстречу необъятному горизонту возможных способов отношения к бытию. Поэтому бесполезно искать у Хайдеггера ответа на вопрос, что же такое бытие: это значило бы требовать от него определения чего-то такого, что само по себе является горизонтом всех возможных определений. А поскольку вопрошание о бытии есть не что иное, как открытие такого горизонта, смысл вопрошания заключается вовсе не в том, что на него может быть получен ответ. Одна из хайдегтеровских формул, опровергающих предположение, что люди в конце концов все-таки найдут ответ на вопрос о бытии, приводится в лекциях о Ницше: «Бытие есть отказ… (Mit dem Sein ist es nichts…)» (Европейский нигилизм, 174). Это означает: бытие не есть Нечто, за которое можно было бы «держаться». В отличие от фиксирующих какие-то взгляды и дающих ощущение надежности мировоззрений, оно способно растворить в себе, сделать текучим и неопределенным абсолютно всё. Вопрошание о бытии должно помешать миру превратиться в застывшую «картину мира». Когда Хайдеггер заметил, что само понятие «бытие» может быть воспринято в качестве одной из картин мира, он завел привычку писать это слово через ипсилон (Seyn, «Бытиё»), а если иногда и писал нормально, то непременно подчеркивал его (Sein).

По мнению Хайдеггера, даже Ницше был одним из философов «времени картины мира».

И действительно, мышление Ницше кажется образцом закрытости – особенно в той его части, что связана с доктриной «вечного возвращения того же самого». Эта доктрина упраздняет временное измерение, потому что предполагает замыкание времени в круг; а между тем сам Ницше, следуя Гераклитовой концепции «становления», намеревался мыслить в категориях времени. В этом, может быть, и состоит суть противоположности между учениями обоих философов: Ницше мыслит время в связи с динамикой воли к власти, но в учении о «вечном возвращении» «закругляет» временной вектор, вновь обращая его к бытию. Хайдеггер же пытается до конца продумать мысль о том, что смысл бытия есть время. Ницше выводит бытие из времени; Хайдеггер же, напротив, выводит время из бытия.

Японскому философу Нисиде[330] принадлежит красивая метафора: все религии, смысловые системы, культуры суть всего лишь непрочные плоты, которые люди сооружают прямо в открытом море и потом в течение какого-то недолгого срока плывут на них сквозь время. Ницше, как думал о нем Хайдеггер, опьяненный своей новаторской исследовательской работой и торжествовавший, потому что ему удалось-таки соорудить плот, как-то упустил из виду вздымавшиеся в открытом море волны. Это было забвением бытия. Сам же Хайдеггер не хотел совершать подобной ошибки и потому, вопрошая о бытии, тем самым постоянно напоминал себе о переменчивости судьбы.

Однако на самом деле, как заметил Карл Лёвит в одной критической статье по поводу хайдеггеровских лекций о Ницше, это еще большой вопрос, кто из них двоих, Хайдеггер или Ницше, мыслил более радикально и открыто, а кто пытался укрыться под «перекрытиями» общих понятий. Ведь все-таки для Ницше его всеохватная концепция «дионисийской» жизни была отнюдь не прочным арочным перекрытием, не «несущей опорой», а, напротив, той бездной, что грозит поглотить все наши «аполлоновские» постройки, возводимые с целью самозащиты. Может быть, именно Ницше мог бы предъявить Хайдеггеру упрек в том, что тот недостаточно радикально преодолевал свою потребность в надежном укрытии. Может, хайдеггеровское «бытие» показалось бы ему всего лишь декорацией в духе Платона – большим миром на заднем плане, само присутствие которого защищает и укрывает в потаенности наш маленький мир.

Анализируя доктрину «вечного возвращения того же самого», Хайдеггер внезапно заговаривает о том, что Ницше утаил лучшие свои прозрения, поскольку не нашел «места для [их] развертывания» (N I, 264). И цитирует слова Ницше: «Едва поделившись с кем-то своими познаниями, человек перестает любить их так, как любил прежде».

Хайдеггер с таким пониманием комментирует молчание Ницше, что мы сразу же догадываемся – он говорит здесь и о себе самом: «Если бы мы знали только то, что опубликовал сам Ницше, то не имели бы ни малейшего представления об идеях, к которым он уже пришел, которые разрабатывал и о которых постоянно думал, но которые до поры придерживал. Только ознакомление с его рукописным наследием впервые дало возможность составить отчетливую картину» (N I, 266).

Когда Хайдеггер писал эти строки, сам он работал над рукописью, которую «до поры придерживал», продумывал мысли, время для обнародования которых, как он полагал, еще не пришло. Рукопись называлась «К делу философии» и имела подзаголовок: «О событии».

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

Философский дневник Хайдеггера: «К делу философии». Хайдеггер перебирает философские четки. Большая шарманка. Малые небесные странствия. Словообилъное немотствование.