Хайдеггер и восточная философия: поиски взаимодополнительности культур

§7. Ученики и последователи Хуэй-нэна: Хэцзэ Шэнь-хуэй, Усян и Баотан У-чжу

Историческая картина становления китайского чань-буддизма в течении многих столетий подвергалась тенденциозным искажениям и до сих пор лишена достаточной ясности. Несомненно то обстоятельство, что долгое время считавшееся принципиальным разделение чань-буддизма на Южную (мгновенную) и Северную (постепенную) школы, в значительной степени является плодом искаженных толкований, произведенных Хэцзэ Шэнь-хуэем с целью возвеличивания своего наставника Хуэй-нэна, которго он стремился представить истинным наследником учения Бодхидхармы, а себя соответственно истинным преемником Хуэй-нэна.

Кисти Шэнь-хуэя принадлежит произведение,озаглавленное «Записи о разъяснении веры Bеликого наставника Хэ-цзэ»[450]. Идеи этого текста также разделяют недвойственный взгляд Хуэй-нэна на «отсутствие мысли»: «Отсутствие мысли в отношении истинной реальности есть познание истинного свойства (реальности) вне мышления в признаках и свойствах. … Мысль отсутствия мысли есть мысль об истинной реальности. … Ум изначально не проявляет себя, Путь свободен от мысли. Отсутствие мысли, размышлений, отсутствие стремлений и приобретений, нет прихода и ухода, разделения на то и это. … Это есть обретение пути недвойственности, постижение принципа единой колесницы (наивысшего учения – К.С.)» Еще одной характерной чертой учения Шэнь-хуэя было утверждение наличия у пробужденного ума некоего сущностного свойства – «одухотворенного знания» (лин чжи), которое понималось как присущее всем людям «все-знанине», «спонтанная мудрость», сродни мудрости Будды[451]. Подобная теория могла появится только как проявление традиционного китайского мышления в парадигме «субстанции и акциденции» или, как говорили китайцы «природы и сущностных свойств». Элементы подобного подхода в мышлении Хуэй-нэна ощущаются даже в приведенных нами выше кратких отрывках его высказываний. Шэнь-хуэй в этом отношении оказался верным последователем своего наставника.

В определенном противостоянии Шэнь-хуэю находились сторонники более радикального толкования «отсутствия мыслей» – наставники чань-буддизма из Сычуани У-сян и Баотан У-чжу. Их учение описано в весьма тенденциозном и апологетическом по духу сочинении «Запись о передаче Дхармы (учения) в течении поколений»[452]. Учение обоих наставников восходит к Хуэй-нэну, причем они, как и Шэнь-хуэй, полагали себя его истинными преемниками. У-сян был последователем учеников монаха Чу-цзи, одного из преемников Хуэй-нэна. У-чжу следовал еще одному представителю традиции Хуэй-нэна Цзы-цзаю.

Учение Цзы-цзая автор «Ли-дай фа-бао цзи» формулирует одной фразой: «В чистоте нет признака чистоты, это и есть истинная чистота природы Будды»[453]. Как представляется, в таком виде учение Цзы-цзая находится в непосредственной генетической связи с учением У-чжу об «отсутствии мысли». Однако, У-чжу привел концепцию «отсутствия мысли» к ее логическому завершению-представлению о неразличении и абсолютной неприверженности, «когда отсутствует даже отсутствие мысли». У-чжу опираясь на воззрения Цзы-цзая по поводу отсутствия признака чистоты в чистоте, установил необходимость сохранять совершенную неприверженность ума и добиваться освобождения даже от малейшего различения (конструирующей деятельности ума), способного вызвать в сознании приверженность к феноменальному многообразию[454]. Из такой концепции следовал вывод о непосредственном тождестве человеческого сознания и Будды и призыв к отвержению традиционных канонических практик и доктринальных учений и обращению к созерцанию собственной природы как наивысшему пути освобождения. В этом и выразилось основное содержание доктрины У-чжу об «отсутствии мыслей». Поскольку подобная формулировка учения делала бесполезной всю предшествовавшую буддийскую традицию и обрядность, снимала необходимость формализованных практик и официального принятия обетов, уборки территории монастыря, возделывания огородов и т.д.

C доктринальной точки зрения учение У-сяна определялось формулой так называемых «трёх фраз»: «не-запоминания», «не-мыслия» и «не-забвения».

«Не-запоминание» соответствует буддийской морально-этической практике исполнения заповедей, «не-мыслие» или «отсутствие мыслей» соответствует практике сосредоточения и «не-забвение» соответствует мудрости[455].