Хайди, или Волшебная долина

Вне себя от радости девочка выбежала из хижины на улицу, в блистающий снежный мир. В старых елях сегодня было совсем тихо. На их разлапистых ветвях лежал ослепительный снег, и все кругом искрилось и сверкало. Захваченная этой красотой, девочка воскликнула:

— Дедушка, дедуля, иди скорей сюда! Смотри, сколько на елках серебра и золота!

Дедушка пошел в сарай и вынес оттуда санки. С одной стороны к ним была приделана палка, при помощи которой, сидя на плоском сиденье, можно было задавать санкам нужное направление, упираясь в снег то одной, то другой ногой. Налюбовавшись по требованию Хайди заснеженными елями, старик уселся на санки, посадил девочку впереди себя, укутал ее поплотнее в мешок, чтобы не замерзла, крепко прижал к себе левой рукой, а правой взялся за палку и оттолкнулся обеими ногами.

Сани с такой скоростью понеслись с горы, что Хайди почудилось, будто она, точно птица, летит по воздуху. Девочка завизжала, и тут же сани остановились точнехонько перед хижиной Козьего Петера.

— Ну, теперь ступай в дом, а как начнет темнеть, выйди опять на дорогу.

Он повернулся и пошел обратно, волоча за собою сани.

Хайди храбро открыла дверь и вошла в хижину. Она попала в кухню, черную от копоти, где стояли плита да небольшая полка с мисками. Девочка увидела еще одну дверь, открыла ее и очутилась в тесной горнице. Это не была пастушья хижина, как у ее деда, где имелись только одна большая комната да чердак, нет, это был старый крохотный домишко, где все было тесным, узким и убогим. Едва ступив в горницу, Хайди очутилась возле стола, за которым сидела женщина и штопала Петерову фуфайку. Хайди сразу эту фуфайку признала. А в углу за прялкой сидела маленькая сгорбленная старушка. Хайди мгновенно все сообразила, подошла к старушке и сказала:

— Здравствуй, бабушка, вот я и пришла к тебе, а ты, верно, думала, что я еще нескоро приду?

Старушка подняла голову и нащупала протянутую ей руку. Крепко сжав ее, она немного подумала, а потом спросила:

— Так ты и есть та девочка, которая живет наверху, у Горного Дяди? Хайди?

— Да. Это меня дедушка привез на санках!

— Да как же такое возможно? У тебя ручка совсем теплая! Бригитта, скажи, неужто же Горный Дядя сам привел девочку?

Штопавшая фуфайку мать Петера по имени Бригитта встала из-за стола и с любопытством оглядела Хайди с ног до головы. Потом сказала:

— Не знаю, матушка, может, ребенок что и путает насчет Горного Дяди.

Но Хайди, решительно взглянув на женщину, твердо заявила:

— Ничего я не путаю. Я прекрасно знаю, кто меня сюда привез и кто меня завернул в одеяло, — это мой дедушка.

— Знаешь, Бригитта, похоже, Петер нам все лето дело говорил, а мы-то ему не верили, думали, он придумывает, — сказала бабушка. — Да и кто бы поверил, что такое возможно? Я-то думала, ребенок и трех недель там у него не проживет. А как она выглядит, Бригитта?

Бригитта между тем основательно разглядела девочку и вполне могла уже рассказать, как она выглядит.

— Она, мама, крепкого сложения, как и Адельхайди, — отвечала дочь. — Но глаза у нее черные и волосы кудрявые, как у Тобиаса и у самого Горного Дяди. По-моему, она похожа и на отца и на мать одновременно.

Хайди тоже зря времени не теряла: она внимательно огляделась кругом и все хорошенько рассмотрела.

— Знаешь, бабушка, вот тут ставень все время стучит. Дедушка забил бы один гвоздик, и он бы перестал хлопать, а то ведь так стекло может разбиться. Вот, смотри, опять хлопает!

— Ах, дитятко, смотреть-то я и не могу, зато слышу хорошо, и не только как ставни хлопают.

— У нас тут, как ветер дует, все скрипит и трещит да во все щели задувает. Все еле держится, а ночью, когда дочка с внуком спят, мне иной раз так боязно бывает, вдруг крыша обвалится и прибьет нас всех насмерть. И некому у нас хоть что-нибудь починить, Петер ничегошеньки в этом не смыслит.

— А почему ты не видишь, как ставень хлопает, бабушка? Смотри, вот опять, опять!

И девочка ткнула пальцем в непослушный ставень.

— Ах, дитятко, я вообще ничего не вижу, совсем ничего, а не только этот ставень, — пожаловалась старушка.

— А если я выйду и совсем открою ставни, тогда здесь будет светло и ты сможешь видеть, а, бабушка?

— Нет, деточка, и тогда я ничего не увижу, я уж никогда света белого не увижу!

— Нет, бабушка, если ты выйдешь из дому, на снег… он такой белый-белый, ты непременно его увидишь, пойдем со мной, я так хочу тебе его показать.

Хайди схватила старушку за руку и уже собралась потянуть ее за собою. Ведь это так страшно, что бабушка совсем ничего не видит!

— Оставь меня, добрая душа, мне везде будет темно, что на белом снегу, что на ярком солнышке, свет не достигает больше моих глаз.

— Значит, надо подождать до лета, бабушка, — пролепетала Хайди, все еще испуганно пытаясь найти хоть какой-то выход. — Я думаю, летом, когда солнышко так сильно греет, а вечером желает горам доброй ночи и все кругом такое красное, прямо огнем горит, а желтые цветочки блестят, как золотые… тогда-то уж тебе будет светло?