Хайди вдруг умолкла, она не могла понять, слушает ли еще доктор. Он сидел совершенно неподвижно, прикрыв лицо руками. Уж не заснул ли он? Ну не беда, когда проснется, он скажет, охота ли ему еще слушать стихи. Кругом царила тишина. Доктор молчал, хотя и не думал спать. Он погрузился в воспоминания о давно минувшем времени. Вот он маленьким мальчиком стоит возле кресла любимой матушки и видит ее полные любви глаза, устремленные на него… А когда стихи смолкли, он услышал нежный, ласковый голос матушки, которая что-то говорила, обращаясь к нему. Какое блаженство слышать этот голос!.. Погруженный в далекие воспоминания, доктор сидел неподвижно, закрыв лицо руками. Когда же он наконец опустил руки, то заметил, что Хайди изумленно смотрит на него. Он взял ее за руку.
— Хайди, твоя песня была чудесной, — проговорил он, и голос его звучал бодрее, чем раньше. — Мы еще придем сюда, и ты мне опять почитаешь.
Петер, наблюдая за происходящим, дал волю своей злости. Да что же это делается! Хайди вот уж сколько дней не ходила с ним на выгон, а теперь, когда она наконец пришла, рядом с ней все время торчит этот старый господин, и Петеру к ней даже не подступиться! Петер был страшно раздосадован. Он встал в некотором отдалении от них, но так, чтобы ничего не подозревающий доктор не мог его видеть. Сжав руку в кулак, он грозно поднял его. Затем поднял и второй кулак, и чем дольше Хайди сидела с доктором, тем грознее сжимал кулаки Петер и махал ими за его спиной.
Солнце между тем показывало, что пора обедать. Петер прекрасно знал, где оно стоит в этот час. И он что было силы завопил:
— Обедать пора!
Хайди вскочила и хотела уже принести торбу с припасами туда, где сидел доктор, — пусть поест, не сходя с места. Но доктор сказал, что не голоден и хочет выпить лишь стакан молока, а потом пойдет побродить и, может быть, поднимется еще немного выше. Хайди заявила, что она тоже не хочет есть и тоже только выпьет молока, а потом поведет господина доктора к большим, поросшим мхом камням, откуда однажды чуть не свалился Щеголек и где растут самые ароматные травы. Она побежала к Петеру, все ему объяснила и попросила надоить миску молока от Лебедки для доктора, а потом еще одну для нее. Петер удивленно воззрился на Хайди, потом спросил с надеждой:
— А то, что в мешке, кому?
— Можешь взять себе, только сперва надои нам молока, да поживее! — отвечала Хайди.
Еще никогда и ничего в жизни Петер не делал так быстро и споро, ведь он все время видел перед собою торбу, полную снеди! Подумать только, все достанется ему одному! Хотя он даже не знал, что в торбе. Наконец, когда Хайди и доктор напились молока, Петер развязал торбу и быстро заглянул внутрь. При виде большущего куска мяса Петер задрожал от радости, а потом снова заглянул в торбу проверить, уж не померещилось ли ему это мясо. Затем он сунул туда руку и тут же отдернул, словно не смея схватить желанный кусок. Он вспомнил, как, стоя за спиной у доктора, грозил ему кулаками, а тот подарил ему такое сокровище! Петер уже горько раскаивался в своем поступке, ибо что-то мешало ему вытащить мясо. Вдруг он вскочил и кинулся к тому месту, где недавно махал кулаками. Он поднял обе руки с растопыренными пальцами, как бы желая показать, что никаких кулаков нет и в помине, и стоял так довольно долго, покуда не почувствовал, что теперь уже все в порядке. Тогда он большими скачками вернулся к торбе и с чистой совестью принялся за свой лакомый обед.