Хайди, или Волшебная долина

— Адельхайда, прекрати это бессмысленные причитания! Сию же минуту! И послушай меня: если ты и дальше будешь при чтении так плохо владеть собой, я попросту отберу у тебя книгу. Раз и навсегда!

Это подействовало. Хайди побледнела от испуга. Книга была ее самым большим сокровищем. Она торопливо вытерла слезы и, проглотив комок в горле, утихла. Сильное средство помогло. Хайди никогда больше не плакала, читая книгу. Иногда ей приходилось делать над собой такие усилия, чтобы не разрыдаться, что Клара только диву давалась.

— Хайди, — говорила она, — что за рожи ты строишь? Сроду таких не видела!

Но строить рожи — дело тихое и не привлекает внимания фройляйн Роттенмайер. И когда Хайди удавалось справиться с приступами тоски и отчаяния, на некоторое время все вновь входило в свою колею. Но Хайди худела, бледнела, теряла аппетит, и Себастиан просто страдал, глядя, как Хайди за столом даже не притрагивается к разным вкусностям. И порой, пододвигая к ней то или иное блюдо, он шептал девочке:

— Возьмите хоть самую чуточку, барышня, это очень вкусно! Нет, так не годится, это слишком мало! Полную ложку возьмите, вот так, а теперь еще одну!

Он давал девочке много отеческих советов, но ничего не помогало. Хайди почти перестала есть и вечером, кладя голову на подушку, сразу начинала воображать, что сейчас происходит там, дома. В такие минуты она тихонько плакала от тоски, плакала в подушку, чтобы никто ее не услышал.

Так продолжалось довольно долго. Хайди даже толком не знала, лето сейчас или зима. Стены и окна, которые видны были из окон дома Зеземаннов, в любое время года выглядели одинаково. На улицу она выходила редко, лишь в тех случаях, когда Клара особенно хорошо себя чувствовала. Тогда они вместе выезжали в карете. Так можно было бы поехать за город, но карета почему-то всегда ездила только по широким красивым улицам. А на улицах не увидишь ни гор, ни елей, ни трав, ни цветов, — одни только дома да толпы людей. Тоска Хайди по родным местам с каждым днем возрастала. Стоило ей прочитать хотя бы одно слово, вызывающее в памяти родные края, как боль захлестывала ее, и Хайди приходилось прилагать все силы, чтобы справиться с собой. Так миновали осень и зима. И вот уже солнце вновь стало пригревать белые стены домов, и Хайди поняла, что настает пора, когда Петер начнет выгонять коз на горное пастбище. Там, в свете солнца, сияют золотом цветы ладанника и горы каждый вечер пылают огнем. Хайди забивалась в угол своей комнаты и ладонями закрывала глаза, чтобы не видеть солнечного света. И сидела недвижно, стараясь побороть жгучую тоску по дому, покуда ее не звала к себе Клара.

Глава XII. ПРИВИДЕНИЯ В ДОМЕ ЗЕЗЕМАННОВ

Вот уже несколько дней фройляйн Роттенмайер бродила по дому молча. Она была погружена в себя. Проходя в сумерках по длинному коридору или же из одной комнаты в другую, она то и дело озиралась, заглядывала в углы или же быстро оборачивалась, словно кто-то тихонько крался за ней и готов был вот-вот ухватить ее за подол. Одна она теперь решалась появляться только в жилых помещениях. Если же ей надо было подняться на верхний этаж, где располагались роскошно убранные комнаты для гостей, или же спуститься вниз, где находился огромный таинственный зал, — каждый шаг там гулко отдавался под потолком и казалось, старые ратманы[3] в белых воротниках пристально смотрят с портретов, — она всегда звала с собою Тинеггу. И Тинетта поступала точно так же. Если ей что-то вдруг понадобится внизу или наверху, она призывала Себастиана и требовала, чтобы он ее сопровождал. Она всегда находила для этого благовидный предлог — ей, мол, надо отнести туда что-то тяжелое, что одной не под силу.

Как ни странно, но и Себастиан делал то же самое. Если его посылали в эти комнаты, он звал с собой Йоганна, якобы ему нужно помочь что-то оттуда принести. Каждый из них охотно откликался на зов, хотя ничего, собственно, носить туда или оттуда вовсе не было нужды и вполне можно было бы справиться в одиночку. Однако тот, кого звали, видимо, думал про себя, что в другой раз уже ему самому может понадобиться подобная услуга. А много лет прослужившая в доме кухарка, возясь со своими горшками, качала головой и вздыхала:

— Только бы мне до этого не дожить!

С некоторых пор в доме Зеземаннов творилось нечто странное и даже зловещее. Каждое утро, когда прислуга спускалась вниз, входная дверь стояла настежь. Но вокруг никого не было. В первые дни, когда это случалось, все в страхе начинали обшаривать комнаты, чтобы понять, что же украдено. Полагали даже, что вор мог спрятаться в доме, чтобы ночью сбежать с добычей. Но ничего такого не было, в доме не пропало ни одной вещи. Вечером дверь не только запирали на все замки, но и подпирали еще деревянным бруском. Ничего не помогало. Наутро дверь опять стояла настежь. В какую бы рань ни спускались вниз встревоженные слуги, дверь стояла открытой, даже когда всё кругом еще крепко спало, а двери и окна других домов были на запоре.