Хайноре (СИ)

Нора кинулась следом, но Варой схватил за волосы и больно дернул. Она сидела на грязной дорожке, ревела и смотрела, как северянина, мужа ее и мучителя, уводят в крепость, толкают в спину, смеются и глумятся. А потом увидела нож на поясе у одноглазого, и очнулась уже привязанная к стулу в каком-то сыром подвале. Саднило лоб, голова плыла, руки и ноги окоченели. Холодно тут было, мерзко, слезы застыли на лице и противно стягивали щеки.

— Звать-то тебя как?

Одноглазый сидел за столом напротив и точил нож. На скуле под здоровым глазом кровил порез.

— Х… Хайноре… Нора…

— Прям как королевскую дочку, — хмыкнул он. — Мамка из тебя принцессу растила?

— Н… нет…

— Ну уж наверняка честную девушку, так?

Нора кивнула, изо всех сил стараясь не смотреть на его кровавую рожу.

— За каким ж лесным хером ты с убийцей якшаешься?

— Он не убийца! Нет! Не так все было! Так… так получилось… он не нарочно… скажите, скажите все начальнику, скажите, что я Нора, дочь лесника, скажите ему, он придет, он с моим тятей хорошо знался, я ему расскажу, как было, скажите, пожалуйста…

Нора замолчала, запыхавшись и дрожа от холода, но лицо одноглазого было неподвижным и жутким, как у деревянной куклы.

— Начальника ей надо, вы гляньте. Думаешь будет ему дело до тебя, начальнику?

— Он… он с моим тятькой знался…

Варой усмехнулся и тут же покривился, потрогал грязными пальцами порез.

— С ножом хорошо управляешься. Кто учил?

— Тятька… а потом… потом…

— Рыжий твой? — ухмыльнулся одноглазый.

Нора всхлипнула.

— Значит, в самом деле полюбовники, — Варой цокнул языком и покачал головой. — Ой, не хорошо. Знаешь, как таких как ты называют?

— К-как?..

— Блядские жёнки. Лет эдак двадцать назад, девок, которых северяне приходовали в своих набегах, жгли. Живьем. Очищали так, от богомерзких меток. Я мальцом был, когда мою сестрицу вот так вот чистили. Хорошо скворчала, как сейчас помню.

Нора сглотнула, чувствуя, как сердце укатывается куда-то вниз, под ноги.

— Что, не знала? Ну верно, ты же из Мельнского предместья, на вас северяне не ходили. А знаешь, что сейчас с такими, как ты, делают? Нет?

— Н-нет…

— И хорошо, голубушка. Такое лучше заранее не знать. Ну а теперь давай-ка расскажи мне, как оно все было.

Северянин сказал, чтоб она слушалась, чтоб делала, как велят, а Нора со страху иначе и не смогла, выдала одноглазому всё, как было, что знала, что видела, и что не злодей рыжий, что не надо его казнить, пожалуйста, а лучше все же позовите начальника, дайте словечко ему сказать, он поймет, поймет ведь… Но Варой ничего не отвечал, только кивал, ковырял ножом под ногтями, слушал, а потом, когда Нора закончила говорить, велел стражнику, что караулил у двери, запереть ее в комнате.

— Вы… вы начальнику скажете? Скажете, что я Нора, дочь лесника, друга его? Скажете?

— Конечно, скажу, — заверил ее одноглазый, — Поссать только схожу, а потом к начальнику, докладывать.

— Вы скажите обязательно, я буду ждать, и попросите… попросите, чтобы не обижали… чтобы не били… он не злодей… не злодей он…

И когда у нее перед носом захлопнули дверь какой-то каморки, когда поковыряли ключом в замке, и стало совсем тихо и одиноко, Нора упала на пол и всласть наревелась.

А потом принялась себя утешать. Вот поговорит одноглазое чучело с начальником, все ему расскажет, и он Нору примет. И она уж его уговорит, уж сможет. Ластиться и уговаривать она умеет, еще тятька говорил, дескать, голосок у ней сладок, слова подбирает умеючи, любого заболтает, особливо, когда надо что-то.

Пусть только Варой ему скажет, пусть только передаст…

Вечером какая-то рыжая девчушка принесла ей похлебки с зайчатиной и хлеба. Нора улыбнулась гостю, только хотела с нею заговорить, а та смотрит так, то ли напугано, то ли зло, плюет в сторону и уходит.

А потом в ее темную каморку вошел стражник.

— Вставай.

— Что такое? — Нора вскочила. — Куда? К начальнику?..

Тот сверкнул гнилым ртом, и по сузившимся в темноте глазам Нора поняла, что он ухмыляется.

— Ага, к начальнику. Пошли.

Он взял ее за локоть, и повел, но Нора не поспевала за широким шагом, а когда взбрыкнула, мол что ж вы со мною как с животиной, дайте сама пойду, стражник только сильнее ее прихватил. Но когда он толкнул рукой одну из дверей, и в коридор с размахну ударило смехом и громким говором, Хайноре, дочь лесника, поняла, что вовсе это не кабинет начальника Вирхи…

Стражник вошел, ведя ее за собой, пахнуло брагой, луком и дичью, и как только глаза привыкли к свету, Нора все увидела. И толпу гогочущих мужиков, и длинный деревянный стол, выставленный из двух коротких и устланный всякой снедью, и ту девицу, что плевала ей в каморке, снующую с кувшинами, и самого Вароя. Он сидел, закинув ноги на стол, без рубахи, блестел вспотевшей грудью и масленым глазом, и что-то втолковывал очень уж серьезному Шмыге, когда ее стражник остановился подле них.

— Привел.

Варой поднял свой единственный глаз и кивнул.

— Вольно.