Откомандированный по ранению в тыл Николай Сметана, расположившись в доме своего предшественника-майора, удивился, когда в баньку вошла женщина. Он видел ее с утра в треухе и бушлате, когда она разжигала каменку и таскала ведрами воду. Когда она вернулась в том же бушлате, но без треуха, молодой мужчина застыдился наготы и шрама на спине. Киза скинула валенки и выставила их за дверь. Рассмотрев лицо, Николай увидел смущенную улыбку и подумал, что она, наверно, из образованных. Киза сначала спрашивала, какой пар он любит, — горячее и угарнее или холоднее, но без угара, а потом поняла, что он ничего в этом не понимает, и стала делать по своему разумению. После мытья и парки разложила на камнях валенки и бушлат, постирала исподнее Николая и повесила на веревку набираться озона на морозе. Поскольку близость с мужчиной по какому-то инстинкту или этикету требовала, чтобы в ней присутствовала и речевая связь, Киза, развешивая подштанники, объяснила про озон Николаю, слегка его этим озадачив. Он даже пробормотал про себя: „Ух ты, грамотная, шалава“…
Выпивка и щи после баньки — это уже было не ее дело, а ефрейтора Литвинчука. У Николая было время, отдыхая за столом перед миской с вкусным паром, вприкидку оценить свое новое положение. Он пришел к выводу, что, во-первых, надо сразу себя поставить с нахальным Литвинчуком и остальными, чтобы не сели на голову, во-вторых, Кизе за тридцать, в-третьих, он, наконец, трахнул культурную, дело, в общем, хорошее, но не настолько, как об этом базлают мужики в казармах.
Когда вместо Кизы в хозяйстве появилась другая бабенка, Николай поинтересовался, куда делась Киза, и услышал, что у нее закончился срок и ее отправили на поселение. Николай обиделся, что Киза ничего ему не сказала. Он считал, что она к нему привязана.
В следующий раз он увидел ее на празднике седьмого ноября в офицерском городке. Сначала была торжественная часть с докладом и награждениями. Участники предстоящего концерта самодеятельности в это время сидели сбоку на стульях. На Кизе было концертное платье жемчужного отлива с поднятым лифом, оно поблескивало, обрисовывая линии ног, закинутых одна на другую, и это привлекало внимание офицеров и их разодетых жен в зале. Так что молодой капитан Сметана сначала вдоволь насмотрелся на эту картину и лишь час спустя заподозрил, что он виолончелистку где-то уже видел. Предположение, что это та самая Киза, сначала показалось ему неправдоподобным, потом напрягло.