Мы стали старожилами, своими людьми в «Мальбене». Беготня начиналась с семи утра, когда приходила первая смена. В коридорчиках громыхали тележки и перекликались санитарки и медсестры. Сновали по палатам, меняли памперсы, поднимали, переодевали, сажали в каталки, перестилали кровати, везли в душевые, купали, вытирали, раскрывали окна, мыли полы, катали капельницы и кардиографы, мерили температуру и давление, спешили, как реанимационные бригады в аварии. В восемь в столовой появлялись Элла и Таня, везли столик с лекарствами, окликали подчиненных, за окнами грохотали по брусчатке мусорщики с баками, минитрактор подвозил термосы с завтраком, автотележки — груды мешков из прачечной; кого-то привозили и увозили амбулансы… И, несмотря на весь этот шум, двухэтажный корпус подавлял своей тишиной. Тишина исходила из немощных людей, переставших сопротивляться. Придя как-то раньше обычного — подвозила Марина, а в тот день ей нужно было пораньше на работу, — я увидел в тупичке перед душевой несколько каталок с голыми стариками и старухами, ожидающими очереди на мытье. Решил не переживать по пустякам, но, наверно, это не был пустяк, потому что Таня, пробегая, матернулась, метнулась к шкафчику, выхватила простыни, побросала на голых и сунулась в душевую вопить на санитарок — там что-то случилось, забилась канализация, все, оставив больных, столпились там, потому и собралась очередь голых. Я оценил эмоции старшей медсестры. Сам я перестал понимать, из-за чего надо переживать, а из-за чего не надо.
Дулю любили, как любят дурочек. Шоколадки и леденцы, которые я приносил ей, раздаривала санитаркам и сестрам. Были у нее любимицы, она держала подарки для них в тумбочке, и, когда любимицы появлялись — везли купать или перестилали постель, — засовывала эти копеечные детские сладости им в карманы. В одесситку Нелли влюбилась, как всегда влюблялась в громогласных добрых женщин, и считала ее старшей медсестрой. А настоящую старшую медсестру Таню втайне недолюбливала.
Валя теперь задерживался, чтобы провести время в нашей компании. Гера рассказывал про Канаду. Он считал, что все русские в Израиле ему завидуют, и держал марку. Присоединялись «актриса» с парализованным «писателем». Тот всегда смотрел куда-то вдаль поверх голов. Прямые волосы падали на лоб в творческом беспорядке, затылок был подстрижен по-арестантски коротко, а красная шея заросла рыже-седыми волосами.
— Сами стригли? — сразу определил Валя.
— Шею нечем побрить, — оправдалась «актриса». — Я ножницами стригу.
— Тут есть парикмахер, — встрял я.
«Актриса» кивнула, и я с опозданием сообразил, что она экономит на парикмахере. Звали ее Зиной. Она себе внушила, что ее муж все слышит и понимает. Две недели назад он мчался в своем «Рено» по шоссе номер четыре, и прямо перед ним на дорогу выскочила наркоманка. Увидев ее перед радиатором, он нажал на тормоза, а скорость была сто десять километров. Получил черепную травму. Три часа длилась операция в хирургии «Ланиадо», и кто-то сказал Зине, что мозг мужа после операции перезагружается. Она поверила.
— То есть как?
— Не знаю.
— Как компьютер?
Зина кивнула. Разговаривая с нами, она бросала взгляды на мужа, видимо, ожидая конца «перезагрузки». Не похоже было, что он реагировал.
Валя спросил:
— Квартиру снимаете или купили?
— Снимаем.
— Не работаете.
— В общем… Нет, не работаю. Владлен работал.
— Вряд ли уже будет. Компенсацию получите.
— Нет, он ведь работал по-черному. Компенсация не положена. И страховка была неполная. Только на случай, если мы кого-нибудь стукнем. У нас такая старая машина была, что мы решили, если нас стукнут, просто выйдем из нее и пойдем, не жалко.
— На такой скорости нельзя тормозить, — авторитетно сказал Валя. — Видишь человека — езжай на него, но не тормози.
— Да, — сказала Зина.
— Как же вы собираетесь жить?
Зина промолчала.
— Сколько за квартиру платите?
— Четыреста пятьдесят.
— Долларов. Две тысячи шекелей. Как же можно прожить?
— Не знаю, — быстро ответила Зина, давая понять, что ему не нужно напрягаться. Похоже было, что не хочет продолжать разговор при муже — боится, что он слышит, понимает и расстраивается.
Проходя по коридору, мы с Дулей всегда видели их через дверь палаты. Владлен всегда лежал на спине, и подбородок всегда был задран. Зина сидела рядом. Иногда наклонялась к мужу и проверяла:
— Владлен…
Он смотрел прямо на нее.
— Если ты меня понимаешь, моргни.
Он не реагировал.
— Ты меня слышишь? Закрой глаза, а потом открой. Вот так, — показывала она.
Эксперименты ничего не давали, но она, видимо, раз и навсегда решила исходить из того, что он ее понимает. Однажды мы разговаривали в коридорчике, и Зина внезапно метнулась к мужу:
— Ты слышишь меня? Это я! Я здесь! Влад, покажи, что ты слышишь!
Никаких признаков ответа не было. Возбужденная, вышла в коридор.
— Вы слышали, что Влад меня позвал?
— Честно говоря… — я почувствовал себя виноватым.