Хакер Астарты

Наконец появилась Ривка. На вид ей было лет двадцать. Пригласила в кабинетик. Поерзала в кресле, устроилась, положила руки на стол, сцепила пальцы, и все это время радостно улыбалась мне. Я старался соответствовать.

— У меня для вас хорошие новости.

Новости заключались в том, что Дулю оформляют на постоянное пребывание в доме престарелых. Оказалось, это не так просто сделать, и Ривка хорошо поработала. Мне осталось подписать бумаги, и их тут же отправят в министерство.

Чего-то в таком духе я и ждал. Ривка была разочарована отсутствием благодарности на моем лице. Она, видимо, думала обо мне лучше. Я сказал, что через несколько дней забираю Дулю домой. О постоянном пребывании не может быть и речи. Мы до сих пор здесь только оттого, что не знаем, как лечиться дома. Однако Элла начала давать новый препарат, антидепрессант тразодил, и если он окажется эффективным, мы тут же уедем.

Ривка кивала головкой терпеливо, сочувственно, но слишком часто, как болванчик. Волосы стянуты в хвостик, впереди челка. В ее глазах читалось, что я ничего не понял. Кроме того, я волновался, запинался и почти забыл иврит. Зрелище в самом деле было жалким. Однако, она дала мне договорить и только после этого, вздохнув, стала объяснять, делая паузу после каждого слова и проверяя взглядом, понял ли я значение ивритского слова:

— Если мы не оформим постоянное пребывание, вам придется платить очень много денег. За те дни, что уже пробыли здесь. А если оформим, это вас ни к чему не обязывает. Заберете Фариду, когда захотите.

— Я заберу через несколько дней. Надо только определиться с лекарством. Я заплачу за все дни, со мной проблем не будет. Могу прямо сейчас выписать отсроченный чек.

— Элла считает, что Фарида может находиться дома?

— Да, поэтому она пробует тразодил вместо лепонекса!

— Очень хорошо, но мне она сказала совсем другое. Мне кажется, вы не очень хорошо представляете себе, что вас ожидает. Элла подписала все бумаги на постоянное пребывание. Она считает, что Фарида не может быть дома.

Она не понимала, почему я нервничаю. Я торопился к Дуле, боялся, что она сорвется в приступ. Если бы Ривка поняла это, разговор еще больше затянулся бы. Наконец, она сказала:

— Здесь не тюрьма. Вы сможете забрать ее в любой день, когда захотите. Мне кажется, проще всего оформить Фариду на постоянное пребывание, тогда вам ничего не придется платить за уже проведенные здесь дни. Заберете домой — двенадцать тысяч не будут лишними.

По какой-то инерции бывшего советского человека я, честно говоря, считал, что любой чиновник экономит государственные деньги за счет нуждающихся, и то, что она предлагала, казалось мне маленьким обманом государства. Однако, по глазам этой симпатичной девушки увидел, что это не так, что свою цель она видит в том, чтобы помочь мне, и мы никого не обманываем. Я искренне порадовался за государство.

— Это правда?

— Я хочу вам помочь.

Я поднялся, терзаясь, что своими глупостями отнимаю время у занятого и хорошего человека. Ривка улыбнулась:

— Подумайте до завтра. Передавайте привет вашей дочери.

— Вы ее знаете?!

— Мы разговариваем по телефону.

Значит, Марина звонила. Конечно, это была ее идея — сначала оформить, чтобы ничего не платить, а там я сам пойму, что она права. Она сумасшедшая, подумал я. Она хорошая дочь, но она сумасшедшая, с ней надо быть осторожным.

Помчался в наш девятый корпус и на крыльце, где обычно курю, увидел… своего американского сына. Сева и Дуля сидели на скамейке и, улыбаясь, следили, как я несусь по асфальтовым дорожкам.

Дуля заснула перед самым обедом. Мы с Севой вышли на крыльцо. Он рассказал, что застал Дулю в истерике, она с перекошенным лицом лежала поперек кровати, стучала ограждением, и когда он показался в дверях, крикнула: «Сева, помоги!» Он справился с ограждением, снял ее с кровати, усадил в кресло, она успокоилась и спохватилась: «Как ты сюда попал?»

Сева оказался свидетелем еще одного конфуза: санитарка принесла обед спящей (решили не будить) Дули, поставила его на тумбочку и добавила порцию второго блюда для меня. Эта тетка взяла себе за правило меня подкармливать, несмотря на мои протесты. Я приношу из дому даже термос с крепким чаем, но у нее были свои соображения об обеде, и я смирил гордость, чтобы ее не обижать. Мне кажется, вид куриной ножки с ложкой картофельного пюре, стыдливо прикрытой бумажной салфеткой, подействовал на Севу больше, чем Дулина истерика. Может быть, в его Штатах это означает крайнюю степень морального падения. Во всяком случае, от еды он отказался.