Читаем Хакерская этика и дух информационализма полностью

В Монтайю темп работы определялся не часами, а в большой степени самим работником. В наше время сапожник, решивший в разгар рабочего дня пойти пропустить стаканчик винца с приятелем, был бы уволен вне зависимости от того, сколько превосходных сапогов он до этого стачал, поскольку наши современники больше не могут распоряжаться своим временем так же свободно, как сапожник или пастух «темного» Средневековья. Конечно, картина средневекового труда будет неполной без упоминания крепостного права, но за этим важным исключением можно сказать, что, если разумные показатели выполнялись, никто не стоял у работника над душой.

Только в монастырях вся деятельность шла по часам; таким образом, корни протестантской этики опять прослеживаются в монашеской жизни. Когда читаешь монастырский устав, кажется, что перед тобой описание господствующей в современных компаниях повседневной практики. Хороший пример – устав преподобного Бенедикта. Он гласит:

И прочее последование часов… каждый день одни и те же должны быть совершаемы, как установлено.

Эти «часы» – семь канонических служебных часов (лат. horas officiis):

на рассвете – Хвалитны (лат. laudes)

шесть часов утра – Первый час (prima)

полдень – Шестой час (sexta)

три часа дня – Девятый час (nona)

шесть часов дня – Вечерня (vespera)

на закате – Повечерие (completorium, завершение дня)

ночью – Утреня (matutinae)

Канонические часы определяли, когда и что полагается делать. Следуя расписанию служб, монахи вставали и ложились в одно и то же время. Работа, учеба и приемы пищи также следовали по часам. Согласно уставу Бенедикта, отклонение от расписания рассматривалось как проступок. Встать позже, чем следует, означало навлечь наказание:

Впрочем, всячески надобно стараться, чтобы этого не было; и, если случится, тот, по чьей небрежности это случилось, тут же… понесет епитимью[77][78].

Запрещалось делать самовольные перерывы на перекус:

Никто не дерзает принимать пищу или питие прежде или после установленного часа[79].

Опоздание к началу церковных служб также каралось, и единственным послаблением в требованиях абсолютной пунктуальности было дозволение слегка опоздать на ночную службу – но только если еще не прочли второй псалом («скользящий график»)[80].

Протестантская этика вынесла практику часовых служб из монастырей в повседневную жизнь, положив начало концепции современного работника и понятиям рабочего места и связанного с ним рабочего времени. После этого слова Франклина (он пишет это в автобиографии) стали подходить любому из нас: «Каждому из моих дел назначен свой час»[81]. Несмотря на все новые технологии, информационная экономика все еще строится в основном на канонических часах, где нет места личным предпочтениям.

Это весьма странный мир, и переход к нему прошел не без сопротивления. В статье Time, Work-Discipline, and Industrial Capitalism («Время, трудовая дисциплина и промышленный капитализм», 1967)[82] социальный историк Эдвард Томпсон описал трудности, связанные с переходом к промышленному производству. В частности, средневековые крестьяне привыкли, что работа определяется конкретными задачами. Традиционное мышление ставило во главу угла завершение какого-то конкретного дела. Погода накладывала свои ограничения, в пределах которых каждый сам решал, когда именно приступать и заканчивать. В противоположность этому промышленные рабочие работали по времени: сколько было времени, столько и работы. Идея работать по времени, а не по задачам была полностью чужда людям доиндустриальной эпохи и встречала их сопротивление. Новые информационные технологии могут в перспективе вернуть нам работу над задачами, а не по времени, но это не произойдет автоматически. На деле новые технологии парадоксальным образом только увеличивают контроль над временем работника с помощью табельных часов и других устройств.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Кафедра и трон. Переписка императора Александра I и профессора Г. Ф. Паррота
Кафедра и трон. Переписка императора Александра I и профессора Г. Ф. Паррота

Профессор физики Дерптского университета Георг Фридрих Паррот (1767–1852) вошел в историю не только как ученый, но и как собеседник и друг императора Александра I. Их переписка – редкий пример доверительной дружбы между самодержавным правителем и его подданным, искренне заинтересованным в прогрессивных изменениях в стране. Александр I в ответ на безграничную преданность доверял Парроту важные государственные тайны – например, делился своим намерением даровать России конституцию или обсуждал участь обвиненного в измене Сперанского. Книга историка А. Андреева впервые вводит в научный оборот сохранившиеся тексты свыше 200 писем, переведенных на русский язык, с подробными комментариями и аннотированными указателями. Публикация писем предваряется большим историческим исследованием, посвященным отношениям Александра I и Паррота, а также полной загадок судьбе их переписки, которая позволяет по-новому взглянуть на историю России начала XIX века. Андрей Андреев – доктор исторических наук, профессор кафедры истории России XIX века – начала XX века исторического факультета МГУ имени М. В. Ломоносова.

Андрей Юрьевич Андреев

Публицистика / Зарубежная образовательная литература / Образование и наука
Опасная идея Дарвина: Эволюция и смысл жизни
Опасная идея Дарвина: Эволюция и смысл жизни

Теория эволюции посредством естественного отбора знакома нам со школьной скамьи и, казалось бы, может быть интересна лишь тем, кто увлекается или профессионально занимается биологией. Но, помимо очевидных успехов в объяснении разнообразия живых организмов, у этой теории есть и иные, менее очевидные, но не менее важные следствия. Один из самых известных современных философов, профессор Университета Тафтс (США) Дэниел Деннет показывает, как теория Дарвина меняет наши представления об устройстве мира и о самих себе. Принцип эволюции посредством естественного отбора позволяет объяснить все существующее, не прибегая к высшим целям и мистическим силам. Он демонстрирует рождение порядка из хаоса, смысла из бессмысленности и морали из животных инстинктов. Принцип эволюции – это новый способ мышления, позволяющий понять, как самые возвышенные феномены культуры возникли и развились исключительно в силу биологических способностей. «Опасная» идея Дарвина разрушает представление о человеческой исключительности, но взамен дает людям возможность по-настоящему познать самих себя. Книгу перевела М. Семиколенных, кандидат культурологии, научный сотрудник РХГА.

Дэниел К. Деннетт

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / Зарубежная образовательная литература / Образование и наука