Халява для лоха

Ненашев рывком выбросил тело из постели, включил свет, посмотрел на часы. Два­дцать минут восьмого. А за окном темнотища, ни зги. Телефон брата не отвечал. Ненашев насчитал четырнадцать гудков, отключился и набрал номер снова. Еще двадцать секунд слушал длинное пиликанье. На третий раз в трубке раздались короткие гудки.

«Это он, подонок, матери звонит! – Аркадий в ярости сжал кулаки – так, что аппарат издал легкий хруст. – Рыдает, просит прощения, «неблагодарной скотиной» себя обзывает… Старухе жить всего-ничего осталось, а он ее добивает!»

Ненашев явственно услышал пьяный голос брата: «Мамуль, ты обо мне не убивайся, не стою я того… У тебя вон Аркашка есть, им и гордись. Ты только пожалей меня, ведь вот ты умрешь – и я совсем один на белом свете останусь…» Когда Ненашев-младший уходил в запой, его периодически охватывала острая жалость к себе. И тогда он звонил матери по десять раз на дню. В один из последних приездов Аркадий поставил в отчем доме телефон с определителем и наказал матери, увидев номер Сашки, трубку не брать: «Сначала по­звони мне, я узнаю, как он, а потом тебе сообщу: есть смысл с ним разговаривать или нет. Ты ж после его пьяных истерик врача вызываешь!» Нина Степановна обещала все делать, как велит Аркаша, но трубку все равно брала, просто бросалась к телефону. Любила она младшенького, слов нет.

Когда запиликал телефон, Ненашев, не взглянув на номер, яростно гаркнул:

– Слушаю!

– Привет, брателло! Ты чего с утра такой накрученный?

Это был голос Сашки. Трезвый, бодрый и даже веселый.

– Ты чего звонил-то? Я из ванной вышел, смотрю – два неотвеченных и оба от тебя. Хотел набрать, а тут Потапыч с работы сигнализирует, решил уточнить кое-что. Ну давай выкладывай, чего у тебя, а то мне ехать надо.

– Да так, ничего особенного. – Аркадий никак не мог придумать, чего бы сказать. – Хотел узнать, как дела… спросить, не думаешь ли к матери съездить.

– Снова здорово! Да мы с тобой три дня назад решили, что я лечу к ней на Новый год и Рождество прихвачу, а ты – на Пасху. Забыл, что ли?

– Забыл, – промямлил Аркадий. – Ну ладно, бывай. Созвонимся.

Захлопнув крышку мобилы, Ненашев облегченно вздохнул и тут же, прислушавшись к себе, понял: сотрясающая внутренности мелкая дрожь никуда не делась. Значит, дело не в Сашке. А в чем?

В этом мире у Ненашева было лишь два по-настоящему дорогих и любимых человека – мать и младший брат. Отец ушел, когда Аркадию было тринадцать, а Сашке – семь. Почти двадцать лет папаша не давал о себе знать, а потом вдруг начал писать бывшей жене покаянные письма, в которых рассказывал про свою неудавшуюся жизнь. Нина Степановна готова была блудного мужа простить и принять, но Аркадий запретил: «Чтобы и этот урод тебе нервы мотал?! Хватит с тебя Сашки! Если еще и папашка объявится, вообще из кардиологии вылезать не будешь!» Он несколько раз предлагал матери перебраться к нему в Москву, но Нина Степановна наотрез отказывалась: «Нет, Аркашенька, не поеду и не уговаривай. Здесь у меня соседки, подруги, сослуживцы бывшие. Здесь я дома. А в твоей столице что? Ты на работе, а я весь день в четырех стенах. Если б хоть внуки были, я б с ними нянчилась, а так сутками в телевизор смотреть…» Решающим же аргументом против переселения были рассказы матери об одногодках, которых дети из благих побуждений перевезли к себе, оторвали от корней, а старики без этих корней жить не смогли – поумирали кто через год, кто через два.

Ненашев подозревал, что втайне от него мать пересылает бывшему мужу часть денег, которые регулярно поступают от старшего сына. Подозревал, но молчал: пусть делает, что хочет, если ей так легче.

Если отца можно было считать неким внешним, посторонним, а оттого не слишком сильным раздражителем, то Сашка был его неотступной тревогой, болью и стыдом. Прикладываться к беленькой брат начал сразу после армии. Но если поначалу его увлечение спиртным не выходило за рамки – Сашок работал наладчиком электронной аппаратуры на крупном оборонном заводе (до срочной закончил техникум при «ящике»), женился, с помощью Аркадия обзавелся квартирой, – то лет девять назад, еще до того, как Ненашев-старший перебрался в Москву, Ненашев-младший начал уходить в запои. Где только его не лечили, каких только методов и чудодейст­венных таблеток не испробовали! После выхода из клиники Сашок держался самое большее полгода. А потом все начиналось сначала.

В 2001-м Аркадий перевез брата, который давно развелся, в столицу, чтобы был под присмотром. Купил ему однокомнатную квартиру, регулярно – в начале каждого трезвого периода – устраивал на работу. Чтобы через несколько месяцев выслушивать от очередного приятеля: «Ты, Сергеич, извини, конечно, но держать твоего брата больше не могу. Пьет по-черному. Ты приезжай, забери его, он тут в каптерке валяется, в блевотине весь». Вначале Ненашев отправлялся за братом сам: грузил в машину, вез в очередную клинику. Потом, когда его беда перестала быть для «атлантовцев» тайной, стал посылать кого-нибудь из бойцов охраны.