Халява для раззявы

– Ладно, – остановил его Макс, – не надо дифирамбов и панегириков, а не то я расплачусь. – Я тоже хочу сказать, что ты настоящий мужик. Вот! Я рад, что встретил тебя тогда на вокзале.

Похвала Макса стоило дорого, у Лоховского навернулись слезы на глазах. Еще минута и он бы разрыдался на плече друга, но тут они подошли к памятнику. Максим еще раз прочитал адрес, улица, номер дома. Они вошли в подъезд. За ними по пятам, стараясь красться незаметно, проследовал остальные участники этой гонки.

– Звони ты, – почему-то шепотом произнес Филимон, – у тебя рука легкая.

Максим позвонил за дверью тотчас раздались шаги и дверь отворилась.

– Здравствуйте, мы к вам от Владимира Николаевича Беленького.

– Здравствуйте, проходите, что-нибудь случилось? – спросила женщина.

– Нет, нет, у нас записка, вероятно к вашему отцу.

– А папы нет дома? Может я вам могу чем-нибудь помочь, проходите в комнату, вы извините, у меня там ребенок на горшке сидит.

Максим и Филимон прошли в комнату. Там в самом центре на горшке сидел толстощекий карапуз лет трех. Вокруг горшка были разложены разнообразные игрушки, книжки и надкусанное яблоко. По всему видно, пацан засел на долго и обстоятельно.

– Понимаете, – произнес Максим, ваш отце недавно получил письмо от Владимира Николаевича. Получил?

– Из Кукуевска? – уточнила девушка, – Да, вчера.

Филимон вздохнул с облегчением, а Максим продолжил:

– Замечательно. Нас как раз интересует конверт. Вернее не сам конверт, а одна марочка на нем. Это очень важно.

– Конверт? – девушка недоуменно пожала плечами. – Вообще-то отец всегда хранит и письма и конверты. Сейчас посмотрю.

Она посмотрела в толе, на полках.

– Ничего не понимаю, еще утром письмо лежало здесь. Я сама его сюда положила и конверт, по-моему был там.

Женщина обратилась к пацаненку, который с интересом разглядывал мужчин. Это занятие его так увлекло, что он бросил свои игрушки.

– Федор, ты дедушкино письмо не брал? – строгим голосом спросила мама у сына. Федор сделал вид, что ничего не слышал. Он начал внимательно изучать шнурки на своих ботинках. Молодая женщина наклонилась над кучей игрушек, сваленной в углу. Она подняла с пола исписанный лист бумаги.

– Федька, засранец, опять рылся в бумагах деда. Где конверт? – строго спросила она.

Пацан понял на нее хитрые глазенки и важно заявил:

– Я ево шъел. Давно-давно.

Филимону Аркадьевичу сделалось дурно, он побледнел и начал заваливаться на бок максим попытался привести его в чувство.

– Как съел? Ты же обещал больше не жевать бумагу. Ну погоди я тебе задам…

В этот момент в дверь снова позвонили, хозяйка пошла открывать дверь. А сын быстренько встал с горшка и с интересом заглянул внутрь.

– В чем дело, вы кто? – закричала женщина. Я сейчас милицию вызову! Помогите…

– Тише дамочка, мы сами милиция, – произнес пришедший.

Максим выскочил в коридор, в дверях стояли Нина Михайловна, Михеич и Костик Сивухин…

Максим усмехнулся:

– Господа, ежели кому нужна марочка – милости просим. Это кажется, ваша собственность, обратился он к Мерзеевой. – Прошу! Не беспокойтесь, – сказал он девушке, – Это все наши товарищи.

– Где она? – крикнула Мерзеева, обшаривая взглядом комнату, на еле живого Лоховского, теща не обратила никакого внимания.

– Спокойствие, только спокойствие, господа, – продолжал Максим, – Фокус-покус. Ловкость рук и никакого мошенничества.

Максим поднял с пола горшок Федора и сунул им под нос.

– Берите, пользуйтесь, храните!

Нина Михайловна, Михеич и Костик заглянули внутрь… В горшке среди продуктов жизнедеятельности детского организма виднелся клочок чего-то белого и чего-то разноцветного.

– Вот что значит ценная вещь, ее даже желудочный сок не берет, вот вам нетленность произведения.

Максим сунул горшок в руки Сивухина:

– Вы так хотели ее найти, она ваша. Пойдем Фил, нас ждут великие дела. Извините девушка, приятно было познакомиться. – обратился он к матери Федора, держащегося за подол ее халата.

Максим погладил по голове карапуза:

– Прощай, юный пожиратель марок, расти большой и не ешь больше конвертов.

Максим и Филимон вышли на улицу. Макс не мог смотреть на несчастное лицо приятеля, он пытался его как-то развеселить, подбодрить, но ни чего не получалось. Филимон Аркадьевич понуро брел вслед за Максом бормоча:

– Я понимаю японцев. Харакири. Только харакири.

Максим испугался, ему только не хватало попыток суицида.

– Ты чего сдурел, из-за какой-то мелочи жизни лишаться. Да мы с тобой, да мы… Мы с тобой сейчас снимем номер в гостинице, погудим, девчонок пригласим, расслабимся. Сауна там. Тут говорят река замечательная, рыбалка сказочная. Иностранцы за валюту рыбачить приезжают… Чего ты. Да приди в себя! Ты же мужик, не распускай нюни…