Он лег на нее и проскользнул в ее нежное лоно, чувствуя, что она чуть-чуть вздрагивает от боли. Он медленно продвигался вперед в ее теле, проникая все глубже, а потом вышел наружу, но только для того, чтобы потом вновь стремительно погрузиться в ее пылающее страстью тело. Он почувствовал, что ее ноготки скребут его спину, и услышал ее крик.
– Нет! Я хочу получить наслаждение, мой герой! Не отказывай мне в этом!
Он засмеялся и сел между ее широко раздвинутыми ногами.
– Не спеши, мой цветок! Можно получить еще большее удовольствие, если не торопить события.
И он начал совершать мучительно медленные движения, которые доводили ее почти до безумия. Джамиля оказалась совершенно беспомощной перед теми восхитительными ощущениями, которые начали одолевать ее. В первый раз она испытывала боль, но потом все пошло хорошо, и это ей понравилось. Теперь, хотя она и испытала минутное неудобство, когда он начал все сначала, ей по-прежнему было приятно. Она не верила, что может быть еще лучше, однако каждая минута приносила все новые восторги, и наконец она закружилась, совершенно потеряв ощущение времени, но ничуть не беспокоясь об этом. Единственная мысль пронеслась в голове – какая она была дурочка, когда боялась его.
Халиф, лежа на ней, застонал от испытываемого им наслаждения и упал на ее грудь.
Макама пятнадцатая
– Да пребудет с тобой милость Аллаха всесильного и всемилостивого, о великий халиф Гарун аль-Рашид, краса и гордость великого Багдада!
Визирь Умар склонился в привычном поклоне перед Абу-ль-Хасаном.
– Виделись… – пробормотал новоиспеченный халиф и сделал жест рукой, будто отгонял муху. – Показывай, визирь, мой раб, где тут у вас комнаты халифа. Нам надо привести себя в порядок, умыться, надеть достойное нас одеяние. И выйти наконец к народу, который так жаждет увидеть своего халифа.
– Повинуюсь, о солнце нашей страны!
– Вот-вот, это правильно! Мы – солнце страны, И да называют так нас вовек! Такова моя воля! Эй, рабы! Запишите!
Двое писцов, уже посвященных визирем в тайну халифа, прыснули в углу. А визирь, которого все происшедшее уже порядком утомило, подумал: «Да-а, а халиф-то умнее этого безголового шута… Да и держится куда достойнее. Интересно, а сам халиф что думает о том, как выглядит этот глупец?»
О, как же хотелось сейчас визирю пробраться в кладовую при опочивальне, где прячется в эти мгновения Гарун аль-Рашид, дабы поделиться с ним своими наблюдениями! Как хотелось узнать у него, доволен ли он своими верными слугами, веселится ли он, видя, сколь жалок его «заместитель». Но, увы, сам халиф строго-настрого запретил кому бы то ни было тревожить его в тайнике. Он желал в одиночку наслаждаться своими шутками. И потому визирь, покорно кивнув, бросил строгий взгляд на хихикающих писцов.
Те, разом присмирев, заскрипели каламами.
– Веди нас, глупец! Не видишь, халиф гневаться изволят!
– Слушаю и повинуюсь, – в который уж раз за утро поклонился Умар.
Шагая по извилистым коридорам дворца, визирь размышлял и о том, скольких почестей будут удостоены те, кто достойно выдержит испытание невежественным глупцом. «Кто знает, чего на самом деле хотел халиф – посмеяться над нами, недостойными, или развеселить нас, заставив служить этому ничтожному земляному червю и давиться смехом в углах дворца?»
Перед высокими дверями из драгоценного эбенового дерева визирь почтительно замер. О, дальше начинались покои, куда путь был дарован лишь избранным.
– Ну? Что же ты медлишь, ничтожный? Или ты забыл, как следует слушать нас, ваших повелителей и господ?
«Безголовый индюк! Наш повелитель умен и достоин уважения. Ты же достоин десятка палок по пяткам – и ничего более…» Но вслух визирь, конечно, ничего не сказал – ибо он-то себя уважал и опускаться до уровня новоявленного халифа вовсе не хотел.
– В твои покои, о великий, могут войти лишь немногие, особо доверенные слуги. И я не принадлежу к их числу.
– А этот, ну, такой высокий, как его… а, да, Ибн-Мансур? Он может впустить нас в наши покои?
– Это могу сделать только я, о великий!
Прямо перед визирем, словно из ниоткуда, появился высокий нубиец.
– Я главный постельничий, и никто, кроме меня, не может потревожить твои покои, о халиф!
Конечно, постельничий Джалал-ад-Дин тоже был посвящен в тайну нового халифа. Вот он-то решил повеселиться всерьез. Много обид затаил он на Гаруна аль-Рашида, но высказать их и не лишиться при этом головы было невозможно. А потому Джалал-ад-Дин пожелал отыграться на этом легковерном дурачке, который клюнул на пустую приманку, завороженный лишь словом «халиф».
– Войди же, о великий, и насладись покоем. Я буду помогать тебе в каждом твоем шаге, как это делаю уже на протяжении сотен лет…
Визирь вздрогнул, услышав эти слова, Джалал-ад-Дин улыбался, как тигр, увидевший долгожданную добычу, а писец в углу, обязанный неотступно следовать за владыкой, вновь прыснул со смеху.