Халцедоновый Двор. Чтоб никогда не наступала полночь

За ужином перебрал вовсе не он один, но сейчас это играло ему на руку: ведь в столь несусветную рань Девен поднялся не без причины. Пока многие из придворных и сама королева в постели, он – а также та, с коей он спешил встретиться – вполне могли улучить несколько минут для себя, вдали от любопытных взоров.

Она ждала его в Горном саду, стоя с подветренной стороны банкетного домика, тепло одетая в плащ и перчатки с меховой оторочкой. Стоило Девену склониться к ее лицу, она откинула на спину капюшон, и их холодные губы встретились в поцелуе, разом согревшем обоих.

– Мне пришлось подождать, – слегка задыхаясь, проговорила Анна Монтроз, когда поцелуй прекратился.

– Надеюсь, ты не слишком замерзла, – откликнулся Девен, растирая в руках тонкую ладошку. – Боюсь, иппокры было многовато…

– Ну разумеется, во всем виновато вино, – лукаво сказала Анна, но тут же заулыбалась.

– Оно воровски лишает мужчин рассудка и способности вовремя пробудиться.

Мороз покрыл землю и голые ветви деревьев десятками тысяч крохотных алмазов, и эта бриллиантовая россыпь являла собой прекрасную оправу для истинного самоцвета – для Анны Монтроз. Капюшон ее плаща оставался откинут, распущенные волосы отливали под солнцем блеском белого золота, а большие, переменчиво-серые глаза подошли бы самой Королеве Зимы, снискавшей столь шумный успех во время вчерашнего представления театра масок. Не из первых придворных красавиц… но этому Девен значения не придавал.

– Не пройтись ли нам? – сказал он, предлагая ей руку.

Оба степенно двинулись по спящим садам, согреваясь прогулкой. Появляться на людях вместе им было не заказано: Анна – дочь джентльмена, а значит, компания для него вполне подходящая… однако здесь имелись и кое-какие сложности.

– Ты говорила с госпожой? – спросил Девен.

Разговор, грозивший разрушить сверкающий покой утра, он начал не без колебаний. Однако это дело лежало на плечах тяжким бременем с тех самых пор, как он впервые заговорил о нем с Анной – то есть, вот уж который месяц. Зимой дел при дворе заметно прибавилось, бесконечные рождественские празднества позволяли разве что обмениваться краткими приветствиями при встречах, и теперь он сгорал от нетерпения, ожидая ответа.

Анна вздохнула, выпустив изо рта облачко пара.

– Да, говорила, и она обещала сделать, что сможет. Хотя дело не из легких. Королева не любит браков среди своих придворных.

– Знаю, – поморщился Девен. – Когда жена Скудамора решилась просить ее о позволении, королева ударила ее так, что сломала леди Скудамор палец.

– Счастье, что я при ней не служу, – мрачно сказала Анна. – Истории, что я слышала о ее нраве, просто ужасны. Однако я не из тех, на кого может пасть главный удар ее гнева: до благородной девицы на службе у графини Уорик ей дела мало. А вот ты…

«Женитьба – вовсе не скандал», – сказал отец год назад, провожая его на придворную службу. «Подыщи себе женушку», – говорили товарищи по отряду. В конце концов, так уж на свете заведено, чтоб мужчины брали женщин в жены. На свете… но не у королевы. Она остается девственницей, одинокой, а посему предпочитает видеть придворных такими же.

– Она просто завидует, – сказала Анна, будто прочитав его мысли. – В ее жизни нет любви, значит, не должно быть любви и в жизни окружающих – кроме любви к ней самой, разумеется.

Да, в общем и целом это было правдой, но также – не слишком-то справедливо.

– Отчего же, любовь у нее была. Конечно, самым низменным слухам о ней и покойном графе Лестере я не верю, но ведь она определенно питала к нему симпатию. Как, говорят, и к Алансону.

– К французскому герцогу, ее «лягушонку»? То была лишь политика, ничего более.

– Да что ты можешь об этом знать? – развеселившись, спросил Девен. – Когда он прибыл в Англию, тебе было никак не больше десяти лет!

– Думаешь, придворные дамы прекратили об этом сплетничать? Некоторые утверждают, будто ее привязанность была искренней, но моя леди Уорик говорит, что нет. Точнее, говорит, что любую привязанность, какая могла бы возникнуть в ее душе, королева держала в узде политических соображений. В конце концов, он был католиком, – рассудительно пояснила Анна. – Я думаю, все это – от отчаяния. Мария, идя под венец, была старой, а Елизавета, в свои-то сорок с лишком, еще старше того. То был ее последний шанс. И, потеряв его, она изливает досаду на окружающих, которые могут найти свое счастье друг в друге.

Ветер с Темзы усилился, будто выковал себе лезвие поострее. Охваченная дрожью, Анна накрыла голову капюшоном плаща.

– Довольно о королеве, – сказал Девен. – Я – один из ее Благородных пенсионеров, она зовет меня красавцем, делает мне незначительные подарки и время от времени находит меня забавным, но фаворитом ее мне не стать никогда. Вряд ли перспектива моей женитьбы так уж ее оскорбит.

В конце концов, сломанного пальца удостоилась Мария Шелтон, фрейлина Ее величества, а не Джон Скудамор из Благородных пенсионеров!

Неожиданно из недр капюшона Анны зазвучал громкий смех.

– Главное – чтоб ты не наградил меня младенцем и не угодил за это в Тауэр, как граф Оксфорд!

– Прежде мы убежим.