Халцедоновый Двор. И в пепел обращен

Море людей простиралось во все стороны, куда только достигал взгляд. Люди теснились на крышах домов, свешивались из окон, заполнили собой и Петти Уэльс, и Тауэр-стрит, и Вудрофф-лейн, а на всем свободном пространстве Тауэр-Хилл столпились так тесно, что не продохнуть.

«Сколько же их здесь? – думал Энтони. – Сколько же тысяч собралось полюбоваться его смертью?»

Кэтрин среди них не было. С утра Энтони робко спросил, не пожелает ли она составить ему компанию, но… Прочие олдермены явились с женами, не менее них самих жаждавшими взглянуть, как встретит своей конец Тиран Черный Том. Однако Кэт, к большинству сторон жизни относившаяся с тою же твердостью, что и все остальные, не выносила крови, а посему отправилась провести день в Ковент-Гарден, вдали от тысячеглавого чудища, в эти минуты с дьявольским ликованием ждавшего казни.

Энтони это чудище откровенно пугало. Через пару дней после голосования в Палате общин ему уже довелось спасаться бегством от разъяренной толпы, только тогда и узнав, что результаты голосования распубликованы на весь город, а он заклеймен «страффордианцем». И, как ни страшны были в последнее время уличные волнения, сегодняшнее празднество казалось куда страшнее. Весь Лондон обратился в дикого зверя, не повинующегося приказам ни одного из людей.

Близился полдень. Яркое солнце озаряло верхушки Белой башни и эшафот, где ждал своего часа палач. С реки веяло свежим, прохладным ветром, однако в толпе царила жаркая, удушливая вонь множества человеческих тел. Невзирая на тесноту, вокруг неустанно бродили разносчики, бойко торговавшие пивом, сыром и луковицами. Кое-какие предприимчивые умы прихватили с собой даже ночные горшки, дабы не рисковать потерей удобного места.

Энтони безмолвно взмолился о том, чтоб все это поскорее кончилось, и, словно в ответ на его молитвы, толпа разразилась звериным воем. У стены Тауэра блеснули кольчуги и навершия пик: Страффорда вывели наружу.

Рожденный в богатом йоркширском семействе, Томас Уэнтворт держался гордо, величественно, словно герцог. Хворь и темница ослабили его тело, но крепость духа он сохранил – даже писал королю, рекомендуя ему ради благополучия Англии подписать билль об опале. Энтони подозревал в сем благородном самоотречении расчетливый ход, уловку, призванную разжалобить Лордов, но если так, то хитрость Страффорда провалилась с треском. Все, что она принесла ему – смерть на плахе.

В одном из крепостных окон мелькнуло чье-то лицо. Задрав голову, Энтони увидел там, в окне, Лода, выглянувшего из собственной темницы. Архиепископ поднял руку, благословляя друга, идущего на казнь, но в следующий же миг пошатнулся, всхлипнул, спрятал лицо в ладонях и скрылся из виду.

Всходя по ступеням на эшафот, Уэнтворт собрался с духом и обратился к толпе с прощальной речью. Правда, до ушей Энтони доносились только обрывки фраз.

– Доброю волей прощаю весь мир…

«И даже короля», – подумал Энтони, неуютно поежившись. Все обещания, данные Страффорду Карлом, обернулись ничем. Король даже совершил последнюю отчаянную попытку вызволить графа силой, послав за ним в Лондонский Тауэр солдат, но и это ни к чему не привело. Вернее сказать, привело только к худшему, породив волну истерических слухов о пороховых заговорах да иноземном вторжении и упрочив положение Пима. Спрашивается, кто теперь сможет довериться королю?

Закончив речь, Уэнтворт зашептал молитву. Ропот толпы стих. Все ждали минуты казни. И в этой-то тишине Энтони услышал ядовитое шипение неподалеку:

– Не питайте надежд на властителей, на сынов человеческих: в них же спасения несть[19].

Вначале он было подумал, что это сказал один из коллег-олдерменов. Но нет, все они смотрели на эшафот, где Страффорд только что отверг предложение завязать ему глаза. Затаив дух, Энтони огляделся по сторонам в поисках говорившего. Повсюду вокруг стояли купцы и джентльмены, члены городского совета…

«Вот он».

Впереди и несколько слева стоял незнакомый ему человек. Прилично одетый, ничем не привлекающий взора, кроме легкой странности в манере держаться, чего-то звериного в облике, неуловимого для большинства… но Энтони видел подобное не впервые.

Уэнтворт опустился на колени и простер вперед руки.

Вокруг незнакомца поднялся угрожающий ропот, взгляды зрителей исполнились жгучей ненависти. Палач поднял топор, а едва тяжелое лезвие опустилось вниз, губы незнакомца скривились в злобной улыбке.

Энтони тронулся с места едва ли не до того, как толпа разразилась ревом, не дожидаясь, пока отсеченную голову поднимут повыше, дабы все могли ее видеть. Нет, вовсе не к незнакомцу: попробуй он сделать хоть что-нибудь в этой толпе, его наверняка разорвут. Ведь он был ославлен страффордианцем, а вопли сгрудившихся вокруг неизвестного походили, скорее, на волчий вой, чем на голоса цивилизованных англичан. Что он ни сделай, чем их ни раздразни, дело кончится беспорядками.

Впрочем, до беспорядков вполне могло дойти и без него.