Халтурщики

Буквально:это слово следует удалять. Зачастую того, про что сказано «буквально», вообще не было. Например, «он буквально из кожи вон лез». Никуда он не лез. Хотя, если бы он действительно лез из кожи вон в буквальном смысле, я бы предложил повысить ставки и вывести статью на первую полосу. Использование слова «буквально» само по себе указывает на то, что в нашем отделе новостей тихонечко притаились олухи. Удалять безо всяких церемоний — слово, не олухов. Олухов ловить и сажать в клетки, которые я поставил в подвале. См. также: Слишком частое использование тире; Восклицательные знаки; Олухи.

По пути домой Герман заезжает в «Энотека Костантини» на Пьяцца Кавур за бутылкой Фраскати Супериоре. Сегодня он приготовит Джимми традиционный римский ужин: «фиори ди цукка» и «карчофи алла джудиа» во фритюре, несложные «букатини алл-аматричана», домашнюю «пиццу бьянка», чтобы доесть остатки соуса, а на десерт — «панджалло» (его, к сожалению, придется покупать в магазине).

Дома он застает Джимми в постели: он лежит на животе, но потом переворачивается.

— Ты как? — интересуется Герман. — Отходишь от перелета? — Пока он готовит ужин, Джимми рассказывает, как провел день. Он пошел гулять и потерялся, к тому же его какое-то время преследовали: Джимми думает, что это был вор, который в конце концов сдался и отстал.

— Похоже, ты провел время успешнее, чем я, — комментирует Герман. — Мое стилистическое руководство превратилось уже черт знает во что. Это просто смешно. Ох уж эти несчастные идиоты, которые со мной работают!

За ужином Джимми ест мало и пьет только воду. Что касается табака, то курить он полностью бросил — так странно видеть его без привычного облака дыма. Герман интересуется жизнью в Лос-Анджелесе, Джимми отвечает, что он очень занят, время просто летит, уходит на всякую рутину: покупку продуктов, просмотр любимых передач по телику, походы в прачечную. И преступность беспокоит.

Герман похлопывает себя по животу и неспешно, но целеустремленно направляется к бару.

— Как насчет дижестива? — спрашивает он у друга. — Боюсь, единственное, чего у меня нет, так это рома Барбанкур, это же твой любимый, да? — Джимми носил с собой ту старую книгу «Улисса» до конца 60-х. Леопольд Блум был его героем в значительной степени потому, что они оба любили потроха — в особенности жареные свиные почки. Но шкворчание жира и запах еды Джимми в их общей квартире в Нью-Йорке в то десятилетие пошли на убыль, потому что он все чаще бывал в Мексике, где продолжались его драматические отношения с замужней скульпторшей. Джимми уверял, что она похожа на Молли Блум, что Германа крайне веселило — как, черт возьми, выглядела эта Молли Блум? Герман окончил Колумбийский университет, получив диплом по политологии, и устроился рассыльным в городскую газету. В его представлении, все пошло не так: это Джимми, а не он, должен был заниматься журналистикой, начать, скажем, в качестве спортивного корреспондента, или вести полицейскую хронику, а потом делать собственную колонку в стиле Раньона и писать про бухло, азартные игры и всяких милых дурачков, которые слетались к нему, как бабочки на свет. Следующим шагом Джимми стал бы отъезд за границу — освещать военные действия и, возможно, принять в них участие, как Хемингуэй или Оруэлл, а потом издать об этом книгу. Затем последовал бы его первый роман. После этого писательская карьера Джимми пошла бы в гору. Несколько лет спустя Герман написал бы его биографию: точное жизнеописание от лучшего друга Джимми Пеппа, прошедшего с этим великим писателем через школьные годы в Балтиморе, безумные ночи в Нью-Йорке, годы его романа с проживавшей в Мексике скульпторшей, первый авторский успех и последовавшую за ним великую славу. Эти мечты посещали Германа, когда он снова жил один в Нью-Йорке, работая мальчиком на побегушках в местной газете — он бегал за виски для редакторов-язвенников, за сигаретами, на Девятую авеню за ржаными лепешками с солониной, непременно слыша вслед: «Эй, парень, погоди, мне бастурму на темной лепешке и горчицы побольше, да салфетки не забудь». Другие мальчики-рассыльные занимались тем, что засовывали живых мышей в трубы пневмопочты и гоняли их туда-сюда, пока они с писком не вылетали к секретаршам. На их фоне Герману блистать было нетрудно.