Халтурщики

Командировка означает, что придется тратить силы и провести ночь не дома. Отвратно. А хуже интервью для некролога вообще ничего нет. Собеседнику ни за что нельзя давать понять, зачем ты приехал — это расстраивает. Так что обычно Артур говорит, что пишет «краткий биографический очерк». Он расспрашивает умирающего, подтверждая нужные ему факты, а дальше просто делает вид, что записывает, терзаясь чувством вины и периодически восклицая «поразительно!», «правда?», зная, что почти ничего из этого печатать они не собираются — десятилетия человеческой жизни будут сжаты в несколько абзацев, помещенных в конце девятой страницы, между «Загадками и шарадами» и «Мировой погодой».

Погрузившись в уныние, он украдкой сбегает из офиса и отправляется за дочерью. Восьмилетняя Пикл выходит из школьных ворот, лямка сумки обмотана вокруг шеи, руки свисают плетьми, живот выпячен, ее взгляд сквозь очки ни на чем не сфокусирован, развязанные шнурки болтаются по земле. «В древности?» — спрашивает отец, она берет его за руку и сжимает, что означает «да». Так, держась за руки, они легкой походкой направляются на Виа-деи-Коронари. Артур смотрит вниз на дочку, на ее спутанные черные волосы, крошечные уши, толстые линзы, увеличивающие и искривляющие булыжники мостовой. Она что-то лопочет и фыркает от удовольствия. Пикл — очаровательная «вещь в себе», и отец надеется, что она такой и останется. Ему вовсе не хотелось бы, чтобы она вдруг стала крутой: это все равно, что если бы его ребенок, его плоть и кровь, вырос фиолетовым.

— Ты своим внешним видом напоминаешь мне шимпанзе, — говорит он.

Девочка тихонько напевает, не отвечая. Через минуту она говорит:

— А ты орангутана.

— Не поспоришь. Да уж, с этим не поспоришь. Кстати, — добавляет Артур, — я кое-что для тебя придумал: Тина Пачутник.

— Ну-ка повтори?

— Пачутник. Тина.

Дочь качает головой.

— Не выговоришь.

— Ну, хотя бы Тина тебе нравится?

— Я рассмотрю это предложение.

Девочка решила взять себе псевдоним, не потому, что он ей зачем-то необходим, а потому, что ей просто захотелось.

— А может, Зевс? — спрашивает Пикл.

— Боюсь, что уже занято. Хотя, его не стало так давно, что путаницы, скорее всего, не будет. Ты хочешь просто «Зевс», или с продолжением?

Дочь раскрывает свою пухлую ручку, лежащую в его холодной ладони, и Артур выпускает ее. Она идет нетвердой походкой, ноги заплетаются — вроде и рядом с отцом, но в то же время бесконечно далеко. Потом она кидается обратно к папе, снова вкладывает свою ручку в его ладонь, их пальцы переплетаются, и она поднимает на него глаза — от озорного удовольствия у нее раздуваются ноздри.

— Что?

— Фрог.

— Я запрещаю, — говорит Артур. — Фрог — мальчишечье имя.

Она пожимает плечами — довольно взрослый жест для такой маленькой девочки.

Они заходят в одну из дорогих лавок с антиквариатом на Виа-деи-Коронари. Продавцы внимательно наблюдают за Артуром и Пикл. Они бывают здесь довольно часто, но никогда ничего не покупают, лишь однажды она повалила каминные часы, и Артуру пришлось за них заплатить.

Девочка тыкает пальцем в телефон 1920 года.

— Эту часть прикладываешь к уху, — объясняет Артур, — а сюда говоришь.

— Но как же звонить?

Отец сует палец в диск и крутит его.

— Ты раньше таких телефонов не видела? Боже, а в моем детстве других и не было. Представь себе, какой ужас! Трудные были времена, дорогая моя, трудные.

Пикл поджимает губки и поворачивается к бюсту Марка Аврелия.

Когда они возвращаются домой, Артур намазывает ей булку «Нутеллой». Она каждый день съедает по такой булке, сидя на кухонном стуле и болтая ногами. Под носом у нее остаются следы от шоколада.

Артур отламывает корку и бросает себе в рот.

— Отцовский налог, — объясняет он. Дочка не возражает.

Подъезжает машина Византы, и Пикл поспешно глотает последний кусок, а Артур быстро моет липкую тарелку — как будто пришла учительница.

— Ну, как дела на работе? — интересуется он у жены.

— Все нормально. А вы тут чем занимаетесь?

— Да ничем особенным.

Пикл семенит в комнату с телевизором, Артур рассеянно идет за ней. Там они болтают, смотрят какую-то передачу и смеются.

Заходит Византа.

— Что смотрите?

— Ерунду какую-то, — отвечает муж.

Пикл отдает ему пульт и уходит к себе в комнату. Артур провожает ее взглядом, пока она идет по коридору, а потом обращается к Византе:

— Знаешь, что она мне сегодня сказала? Она не помнит двадцатого века. Разве не ужасно?

— Да не особо. Что мы будем на ужин?

— Пикл, — кричит Артур, — что ты хочешь на ужин?