Хам и хамелеоны. Том 1

Гематолог из Республиканской детской больницы работал по совместительству в клинике Румянцева. Казалось бы, чего еще желать? Но Аделаида вдруг заупрямилась: от Нининых благодеяний наотрез отказывалась, бескорыстную помощь принять не хотела или просто не верила в нее. Нина настаивала, просила о встрече, хотела еще раз всё обсудить с глазу на глаз…

Аделаида показалась в дверях больницы с получасовым опозданием. И едва она быстрым шагом приблизилась к скамье, как Нина сразу уловила исходящее от нее недоверие, которое почувствовала еще по телефону.

— Из окна увидела, что ты уже здесь. Извини, не могла раньше выйти, — сказала Адель. — Холод какой, околеть можно!

— На солнце тепло. А я ведь чуть, было, не… — увидев вопросительный взгляд Ады, Нина поняла, что не должна говорить, что уже поднималась в отделение, подкупив дежурную коробкой зефира в шоколаде. — Ну что там происходит?

Адель опустилась рядом на скамью и покачала головой.

— Врач, с которым я хотела познакомить тебя, порядочный человек, ручаюсь, — тихо сказала Нина.

— Не в этом дело.

— Он со мной сегодня хотел приехать.

— Сюда?!

— Да. Но я подумала, что неловко ведь могло получиться. Здесь же свои врачи. Еще обиделись бы за недоверие… Еле отговорила его.

— Зря ты всё это затеяла, Нина, — уныло произнесла Адель.

— У тебя «стрелка» на чулке… внизу, посмотри, — заметила Нина.

Адель посмотрела на ногу.

— Чертовы тумбочки! А ты бы видела детишек! Как зверюшки на приеме у ветеринара. Такие смирные, послушные… затравленные.

— Ты смогла забрать бумаги? — спросила Нина.

— Пока нет. Думаю, стоит мне об этом заикнуться, как начнут голосить — куда да зачем? Мы, дескать, вам навстречу пошли, на обследование взяли, а вы…

— Это ничего не значит. Взять бумаги — твое право, — настойчиво сказала Нина. — О Сереже подумай, всё остальное для тебя ведь не имеет значения… или я не права? Скажи, что твой родственник, врач, интересуется. Обход был уже?

— Нет. Я и ждала обхода.

— Мы могли бы прямо отсюда поехать к Горностаеву… к этому врачу.

— Прямо сейчас? — колебалась Адель.

— Я на машине. — Нина смотрела на нее умоляюще.

— Смогу Ёжика оставить одного только до обеда.

— Как раз успеем.

— В драных чулках?

— Купим новые по дороге.

— Зря ты всё это затеяла… правда, зря, — повторила Адель. — Зачем тебе-то это нужно?

— Мне ничего не нужно, — помедлив, ответила Нина. — А Ёжику помочь хочется. А вдруг получится? Ведь ничего не стоит попробовать. Абсолютно ничего… — уже понимая, что всё-таки убедила Адель, добавила Нина.

— Спасибо тебе. И за намерения, и за доброе сердце… Ты ведь обо мне не знаешь ничего. — Адель была на грани срыва. — Нина, ты хороший человек, светлый, теплый. Мне никогда не везло на людей. И вот…

— Ерунда. Не усложняй. И так всё сложно, — растроганно сказала Нина.

— Спасибо тебе. Ты так просто взяла и предложила помощь. Я от такого отвыкла, вернее, не приучена к такому. Все вокруг только выгоду свою ищут. Во всем. — У Адели задрожали губы. — Здесь и мужчин-то нормальных не осталось. Или выродились, или спились, или вообще из страны поудирали, как крысы с корабля… Ну ведь правда?

— Не преувеличивай, не всё так мрачно, — вздохнула Нина; соглашаться с Аделаидой ей искренне не хотелось, но душой она уже впитывала ее мрачный взгляд на вещи.

— Дай им волю, этим скотам, что тут остались пить кровь из всех, так они всех нас на панель отправят, чтоб еще и денег на нас заработать… В дома терпимости! — не унималась Аделаида. — Чтобы приходить потом и выбирать, как лошадей… по цвету гривы, по крупу… Тебе нелегко это понять, ты в другом мире живешь. У тебя дом, семья, муж…

— Мой муж такой же, как все… А может, еще слабее других. Поэтому на настоящие подлости мужества и не хватает… из-за слабости. А так бы…

— Что это за страна?! Ну скажи, что это за страна? На шею людям села банда дядек! И всем наплевать. Банда брюхоногих! Новый биологический вид.

— Адель, я согласна… Со всем, абсолютно со всем, — боясь потерять самообладание, заверила ее Нина. — Но ты не права. У тебя есть Сережа, мама… А им нужно помогать. Вот и всё. А всё остальное… перестань об этом думать. Нельзя жить с такими мыслями…

— Я понимаю… Просто мне так всё осточертело… Знала бы ты, как всё осточертело… Будь они все прокляты, эти жуткие, ненасытные уроды!

Адель неожиданно разревелась. Нина сидела, не смея шелохнуться, не смея взглянуть в лицо человеку, доведенному жизнью до подобных умозаключений. Но затем, преодолев себя, она мягко тронула Аделаиду за плечо и тихо попросила:

— Ну перестань, Ада, пожалуйста, хватит… Я тебе помогу. Я попробую. И другие помогут… — Она взяла Адель за руку, крепко сжала ее пальцы и, пораженная новым, незнакомым ей чувством, в котором смесь жалости, горечи и страха, сливаясь в одно целое, порождали столь небывалую близость, никогда и ни к кому, кроме дочери, еще не испытанную. Невозможно было перебороть в себе внутреннее оцепенение, поэтому она просто сидела и ждала, что будет дальше…