В горах в голову лезли неожиданные мысли. Иногда настолько неожиданные, что приходилось бороться с наплывами какого-то дурмана, мутного, парализующего, и это чувство неизбежно усугублялось от болезненной потребности, которую она испытывала постоянно, запираться внутри себя. На мир, на вещи и на людей, наверное, вообще нельзя смотреть слишком отстраненно. Земля тут же начинала уплывать из-под ног, и появлялся какой-то страх, наподобие того, который можно испытывать в темноте или забираясь на большую высоту…
Однажды под вечер на террасе кафе, которое находилось в конце главной улицы, близ подъема к вилле, появился новый посетитель. Рослый незнакомец, одетый не по погоде в бермуды и джемпер, сел за соседний столик и заказал белое мартини.
В первый миг Маша даже не поняла, чем мужчина привлек ее внимание. Но потом, осознав, что незнакомец обращается к официанту по-французски с русским акцентом, она уставилась на него, как на привидение.
Незнакомец внимательно разглядывал горы, а затем встряхнул над столом газету и погрузился в чтение.
Рваные тучи в серо-черных разводах плыли над крышами. Дождь был неминуем, и теперь уж точно проливной. Ходьбы до виллы «Атитлан» — четверть часа. Ливень не мог не застать ее в дороге. Пока Маша раздумывала, что ей делать, улица потонула в предгрозовом мраке.
Решив всё же не засиживаться, она сделала знак официанту. Тот подошел не сразу. Протянутая ею купюру оказалась слишком крупной, у официанта не нашлось сдачи. Гарсон пытался ей что-то объяснить по-французски, — увы, Маша его не понимала. Парень перешел на немецкий, а потом и вовсе на язык жестов. Маша отрицательно качала головой. Отчаявшись достичь понимания, она выдала по-русски:
— У меня нет мелких денег… Извините, это всё, что есть.
Незнакомец за соседним столом отложил газету и перевел официанту ответ. Тот радостно кивнул и исчез внутри кафе.
— Симпатяга, но настырный до невозможности… Каждый раз настаивает, чтобы я давал без сдачи, — произнес мужчина на чистом русском языке. — Кого только здесь не встретишь, даже нашего брата. В отпуске?
— Да… можно и так сказать, — растерялась Маша.
Незнакомец представился. Владимир Платонович. Дипломат. Место работы — дипкорпус российского посольства в Женеве. А в Виллар занесло случайно: вовремя не удалось уехать с семьей в Москву. Поскольку же от отпуска остался «пшик», он воспользовался приглашением австрийских друзей и отправился на пару дней в их загородный дом.
Добродушие и открытость дипломата и удивляли, и располагали.
— По-моему, в посольствах одни шпионы работают, — обронила Маша.
— У нас-то? Что ж, есть и шпионы, — признал Владимир Платонович, и его лицо озарила широкая улыбка. — Но я не шпион. Честное слово!
Владимир Платонович следил за реакцией собеседницы с веселым любопытством. Маша исподволь его разглядывала. Приветливое, загорелое лицо в морщинах, спокойный добродушный взгляд, высокие залысины, немного старомодная стрижка…
Официант принес мартини со льдом, и в тот миг, когда дипломат пригубил его, он чем-то неуловимо напомнил Маше отца, каким тот выглядел на старых фотографиях — совершенно беспечным, веселым и немного наивным.
— Это ж надо, как не повезло! Теперь если зарядило, то на всю неделю… — вздохнул Владимир Платонович. — Давно вы здесь?
— Уже почти месяц.
Дипломат что-то подсчитал в уме и понимающе кивнул:
— Бывает, что всё лето напролет ни капли, засуха страшная, всё выгорает. Но уж если дожди начались, о хорошей погоде приходится надолго забыть…
— Как же вы определяете… что будет дождливо? — спросила Маша.
Развернувшись в сторону долины и показывая рукой в направлении синеющего котлована, дипломат стал объяснять:
— Посмотрите на горы. Их контуры четкие, как будто нарисованные. Обратите внимание — очертания контрастные. Кажется, что горы рядом. А расстояние — километров сорок, не меньше. Это к непогоде, верный признак… Как бы дождик не разбавил нам напитки, — Владимир Платонович шутливо прикрыл ладонью свой бокал. — Лучше перейти вовнутрь.
Едва Маша и дипломат сели за пустующий столик у входа, как крупные капли забарабанили по стеклу. Сизо-матовая пелена вмиг окутала улицу. Внутри, в кафе, запахло пылью. От асфальта поднимался пар. Раздался предупредительный залп. А затем, уже без предупреждения, небосвод разорвало на части. Дождь хлынул с такой силой, что посетители кафе невольно начали переглядываться.