Арби не мог скрыть беспокойства. Вряд ли федералы ограничивались облетом предгорья и осмотром склонов с воздуха, для чего-то же велось наблюдение. Координаты, скорее всего, уже передали наземному подразделению. Старший брат не сомневался, что их еще раньше где-то подловили в оптику. Надежды на непогоду, на метель, начавшуюся с рассветом, оказались тщетными. Уже через час снегопад утих, и вереница следов, которые они оставляли за собой, вполне могла просматриваться в обыкновенный бинокль.
По мере того как поднимались в горы, мороз усиливался. С хребтов тянул ледяной ветер. Холод обжигал щеки и глаза. Когда позади остался перевал, за которым предстояло сделать окончательный выбор маршрута, изнуренные путники сбросили под елью рюкзаки, дружно завалились в сугроб и некоторое время, пытаясь отдышаться, молчали.
Дальше предстояло подниматься либо по дороге, уводившей вправо через ельник, которая едва-едва угадывалась под волнистой гладью снега, чтобы затем уже перелесками продолжать восхождение до самых гор. По всем соображениям, этот маршрут был наименее рискованным, но ходьбы получалось на несколько километров больше. Либо оставался второй вариант, позволявший срезать дорогу, — взяв левее. В этом случае примерно в течение часа пришлось бы подниматься вверх по открытой местности. Риск обнаружения существенно возрастал, голое пространство при ясной погоде могло просматриваться с большого расстояния.
Халид предлагал продолжать восхождение коротким путем. Но старший брат упорно стоял на своем: никакого лишнего риска. Он принял решение продвигаться лесом: тише едешь, дальше будешь. К тому же шансов выйти на своих больше, да и безопаснее. Но прежде чем продолжать путь, Арби предлагал основательно просушить обувь. И у Доди, и у Халида ботинки промокли насквозь. В дневное время костер, конечно, могли заметить, дым виден за многие километры, но еще опаснее было отморозить ноги. И Арби показал рукой на ельник, взбегающий вверх над лощиной. Оставалось там подыскать подходящую расщелину.
В лесу стояла безжизненная тишина. На ветвях уютно обступивших опушку пихт лежали пышные шапки снега, ветра не чувствовалось. Подходящего углубления не нашлось, и костер пришлось разводить в яме, предварительно выкопав ее в снегу. Дым, конечно, могли заметить. Но выхода не было, не обмораживать же ноги.
Стараясь хоть чем-то искупить свою вину, Дота трудился, не жалея сил, то и дело бегал в чащу, пытался набрать валежника посуше. Около спуска он даже наткнулся на куст боярышника. Ободрав его чуть ли не по самый ствол, он притащил к яме целую кучу веток. Костер затрещал сильнее. Края снежной ямы быстро оттаивали и чернели. Арби был прав: боярышник почти не дымил.
Халид и Дота развесили сырую одежду и обувь на воткнутых в снег палках, по примеру Арби подгребли под босые ноги хвои и, тесня друг друга локтями, придвинулись поближе к огню. Халид повеселел. Морщась от жара, он принялся разогревать на краю костра консервы.
Две банки перловой каши из солдатского сухого пайка — это всё, что осталось от запасов, не считая луковицы и последнего энзэ, горсти сухарей и плитки шоколада, которые припрятал на дне своего рюкзака старший брат.
Арби приноровился выковыривать кашу расщепленной палочкой. Примеру последовал младший брат. Дота, не отрывавший глаз от перловки, нерешительно выжидал. Арби, всё еще смотревший на паренька с упреком, сунул ему под нос всю банку.
Вдруг раздался треск ветки. Тотчас еще один. Все трое будто окаменели. Халид испуганно уставился на брата. Боясь пошелохнуться, тот обводил глазами чащу. Сомнений не было: в лесу они не одни.
Еще несколько секунд гнетущей тишины — и с обратной стороны поляны, там, где ельник обрывался в низину, послышался осторожный металлический щелчок.
По лицу Арби, который сидел напряженно вцепившись руками в колени, пробежала тень улыбки. Спецназовец не допустил бы такой оплошности. Переводить рычаг предохранителя на автоматический режим бесшумно, оттянув его за ушко от корпуса автомата, в спецподразделениях федеральных войск обучали в первую очередь, даже прежде, чем давали пальнуть по мишени, — Арби знал это от инструктора, вчерашнего моджахеда, «законсервированного» в родном селе до нужных времен и кое-чему обучавшего желающих.
Дота схватил свои бесформенные сырые ботинки и стал торопливо их натягивать на красные босые ноги. Арби жестом остановил его и гортанно крикнул в сторону леса.
— Хьо мила ву?[2]
Прошло несколько секунд.
— Со вайнеха ву![3] — раздался ответ.
Собравшись с духом, Арби крикнул снова:
— Хьо мичара ву? Тайпана мила ву?[4]
— Со варандо ву, Чечанара![5] — был ответ.
Нерешительно помедлив, Арби крикнул:
— Саид-Селим войзи хьуна, ойла йистехь йижаршца ашверг?[6]
После продолжительной паузы от черной стены леса отделилась фигура в маскхалате. Тут же стал различим и ствол АКМа. Фигура не двигалась с места и чего-то выжидала.
— Аллах Акбар! — крикнул Арби.
И из-под пихт выбрались четверо, все в безразмерных, но добротных белых балахонах, будто привидения.