Но Мехмед-паша Соколович не сделал из хамама, из «прекрасной бани с куполом», караван-сарай, а выстроил его несколько ниже, «у реки Дрины как каменный хан Соколовича, или караван-сарай, который мог принять около десяти тысяч коней и верблюдов». Вы думаете, цифры преувеличены? Я бы не сказал. Вы только представьте, как выглядело строительство моста вроде Вишеградского в семидесятые годы XVI века! Во времена Мехмед-паши в Вишеграде было около семисот домов, мечеть по имени Селимия, фонтаны, примерно сотни три лавок, имарет, приютивший городских сирот, монастырь дервишей – текия. В селе Соколовичи (которое получило название по паше, или паша получил имя по нему, без разницы) была мечеть Соколовича и церковь, на фундаменте которой, по преданию, паша воздвиг храм для своей православной матери. Это, конечно, не должно никого удивлять, потому что большинство населения знает: именно Мехмед-паша Соколович, визирь турецкого дивана, в 1557 году лично восстановил сербский Печский патриархат и поставил во главе его своего брата Макария в то время, когда, как сообщают источники, «православие пребывало в хаосе и распадалось, а национальная мысль сербского народа стала угасать в тяжких оковах рабства». Некоторые историки полагают, что позже «великий визирь этим актом в действительности спас сербский народ от окончательного истребления и гибели». Это утверждение вовсе не так далеко от истины, если учесть, что в то время сербский народ, не имея собственного самостоятельного государства, уповал на единственную существующую замену государственности – церковь. Отсюда и весьма распространенное мнение о Мехмед-паше Соколовиче, который был «непоколебимым мусульманином и в то же самое время… истинным патриотом, достойно служившим своему народу». Он верил, что тем самым примирил ислам со своей боснийской родиной, сербскими корнями и христианской православной верой.
Вот почему в моих мыслях здесь, в хамаме, вместе со мной появился самый лучший, самый популярный и, откровенно говоря, самый спорный современный турецкий писатель Орхан Памук. Он посвятил свои книги связям Востока с Западом, продолжив тем самым путь, которым шли некоторые из его предков. В этом я имел возможность убедиться, беседуя с Памуком, а не только читая его книги. Его шедевр, роман «Меня зовут Красный», рассказывает об Османской империи времен Мехмед-паши, а также о последствиях, вызванных той эпохой. Он познакомил меня с важными
Что бы мы были за писатели, если бы время от времени не ашкамлучили понемножку рядом с хамамом! При условии, что это действо воспринимали бы одновременно гедонистически и философски.
Одна из многочисленных писательских проблем состоит в том, что действительность у писателя часто смешивается с выдумкой. Отсюда и происходит то самое знаменитое стирание граней между случившимся и пережитым. Так происходит и со встречами с близкими мне людьми; я хочу сказать, что приблизил к собственному времени тех, кто жил за пять веков до меня, а себя и своих друзей (или образы, без разницы) запросто перебросил в те жизни, что на века старше нас самих. Потому наши настоящие и придуманные встречи стали более частыми.
Это стало одним из способов исполнить писательскую мечту о всесильном во времени слове.
Впрочем, именно из этой мечты возникают книги.
Ему захотелось, чтобы его кто-нибудь убил. Да, именно так. Очень просто – быть убитым. В последний год многое из того, что было ему дорого, и много тех, кого он любил, исчезли из его жизни. Конечно же, не случайно. Все было старательно спланировано и точно так же осуществлено. Он вынужденно признал – соперник все сделал безошибочно, так что с точки зрения ловкости и мастерства содеянного его ни в чем нельзя было упрекнуть. Кроме самой сути замысла: зачем противники привели в движение весь этот механизм да к тому же потратили столько времени, денег и сил, чтобы уничтожить все, что ему дорого, если было бы намного быстрее, дешевле и легче сначала – и только – убить его?