Хамам «Балкания»

Параллельно с военными приготовлениями он разослал послов с письмами к сербским властителям, офицерам, полководцам (под чьим бы флагом они ни служили), призывая их присоединиться к его походу или, если они не пожелают этого, хотя бы избежать службы под командой противника. За это он обещал всем сербам исключительные привилегии в империи. Конечно же, все разосланные письма были на сербском языке. Поначалу этот жест снижал риск противодействия, если бы письмо попало в нежелательные руки, а позже он оказался ловким политическим ходом. Большинство сербов ответили положительно. А почему бы и нет? Впервые осман, занимающий такую высокую должность, обращался от имени империи непосредственно, да еще и по-сербски к десятилетиями расколотому народу, страдающему от лжи, обмана или привлекательных, но неисполнимых обещаний, которые наперегонки давали венгры, австрияки, латиняне и русские! Даже если и это послание было всего лишь очередным из ряда пустых посулов, все-таки его воспринимали лучше, чем предыдущие, потому что ложь, высказанная на родном языке, воспринималась приятнее.

Синан поддержал его идею:

– Я бы поступил точно так же, если бы язык был моим инструментом.

Мехмед был ему благодарен и ответил похвалой:

– Твой язык созидания всеобъемлющ. Потому я тебе и завидую. И еще он материален и служит долгое время.

– Не думаю. Да, он прочнее, тверже, и на первый взгляд его трудно уничтожить. Но подумай, чего только не претерпело записанное слово! Сколько таких посланий пережило катастрофы и дошло до нас! Так и иные твои слова переживут наше время и дойдут до тех, кто еще не появился на этом свете.

Баица задумался. Ему понравилась убежденность Иосифа. Словно угадав, тот продолжил.

– Да и ненаписанные, устные слова все переживут. Разве тебе недостаточно этого?

Но Баице не хватало этого.

– Твой язык созидания более доходчив: достаточно одного взгляда, чтобы понять его.

– Да, но как быть с ним, когда мы используем его для разрушения? Думаешь, тогда тоже достаточно «понять его»?

Мехмед промолчал. Синану еще предстояло потрудиться. И он сделал предложение, которое шло гораздо дальше замыслов сераскира:

– Думаю, когда ты остановишься на отдых в Белграде, пока будешь группировать силы перед окончательным броском на врага, у тебя будет время и возможность, даже необходимость подготовить последние письменные воззвания к неприятелю. И я думаю, что все эти письма, предназначенные и венграм, и австрийцам, и латинянам, и дубровчанам, следует тоже написать по-сербски.

Баица удивленно посмотрел на него. Он не мог сразу понять, было это предложение безоглядно дерзким или гениальным!

Глава Т

Вопрос национального самосознания в столкновении с цифрами может вызвать самые разнообразные последствия.

Косовские албанцы решают этот вопрос простейшим и самым быстрым путем – агрессивно высокой рождаемостью. Большим числом. Их соседи-албанцы в Албании – столкновением политики и культуры. Малыми числами. И с большим количеством нюансов.

Пример: писатель из Тираны Бесник Мустафай после окончания мандата посла Албании во Франции (до этого он был депутатом, основателем политической партии и т. д.) продолжил заниматься писательством и публичными выступлениями как литератор, однако со значительной дозой надменности и наглости (я ощутил это на собственном опыте во время нескольких публичных дебатов). Не знаю, продленное ли ощущение власти захватило его и привело к возобновлению политической карьеры, но в новой жизненной фазе он стал в своей стране министром иностранных дел. Однако ненадолго! Очередной поворот: наша общая французская знакомая сказала мне, что писатель отправил в отставку политика (исключительно по той причине, чтобы продолжить писать)!

Самый важный вывод, который можно сделать из этого примера: Мустафай – хороший писатель. Но если писатель отказался от должности политика, это еще не означает победу литературы.

Да и может ли вообще литература побеждать?

Другой пример: писатель, также из Тираны (в ней же он и родился), по имени Башким Шеху ушел из отечественной политики, так сказать, насильно (это не означает, что он страстно желал ею заниматься). Изгнан он был как член политической семьи, унаследовав политическую часть фамилии. Его отцом был долголетний премьер Албании Мехмет Шеху, который получил эту должность в 1945 году от Энвера Ходжи, ставшего первым секретарем ЦК КПА и президентом страны. Но в жесткой борьбе за сохранение политического самоопределения страны (Албания долгое время была оригинальным созданием внутри социалистического блока) лучшие друзья и ближайшие соратники разошлись по-балкански – весьма похоже когда-то поступали многие султаны и великие визири Османской империи – Ходжа убил Шеху. Его семья также пострадала: супруга и сыновья оказались в заключении, а Башким, в один прекрасный день оказавшийся на свободе, решил переселиться в Испанию. Там он стал секретарем Европейского парламента писателей и продолжил посвящать свой умеренный дух писательству.