хамелеон

— В пятнадцати минутах ходьбы отсюда. В доме престарелых для Стражей, — улыбка Хоупа поблекла, на лице отразилась горечь. — Там же, где он провел последние двадцать лет, с тех пор, как словил пулю в голову. Да, Стражи готовы подставиться под пули, чтобы защитить нас, но иногда эти пули их настигают. Чертов похититель Проводников из Украины планировал убить моего Лу и продать меня. Ха! Он не знал, с кем имеет дело. Я превратил его разум в кашу, но было уже поздно. Люсьен жив, но частично парализован, и у него разум пятилетнего ребенка. Но я все равно его люблю, — Хоуп вытер уголки глаз.

— Такова моя грустная история. У тебя все будет иначе. Если ты исполнишь свою роль, с Мораном никогда не произойдет того же, что и с моим Лу, — Хоуп снова улыбался, но немного натянуто.

— Превратил разум в кашу… — повторил Джон. — Вы убили его при помощи эмпатии?

Хоуп гордо улыбнулся и приложил палец к губам.

— Тсс. Не будем волновать Стражей. Они наверняка придумают какой-нибудь другой дурацкий способ контролировать нас, если прознают про наши смертоносные психические атаки. В любом случае, большинству Проводников такие атаки не под силу. Мы с тобой отличаемся от обычных Проводников. Мы стоим на вершине иерархии. Но даже для нас это непросто. Я еще никогда не испытывал такой злости, как тогда, Джон. Я едва не погубил самого себя. Ушли месяцы на то, чтобы моя эмпатия пришла в норму. Не пытайся проделать такое. Только если это вопрос жизни и смерти.

Джон кивнул.

Через некоторое время Хоуп снова заговорил:

— Ну что, передумал насчет Себастьяна? — Хоуп поднялся. — Я на это рассчитываю. Ты чертовски сильный Проводник, Джон. Исполни долг по отношению к своему Стражу. Защищай его в поездках по чужим странам, чтобы его большую широкую грудь украшало множество блестящих медалей. А потом ты вернешься домой, ты меня понял? Через десять-пятнадцать лет вы сможете переехать в одну из Башен. К тому времени глава Абердинской Башни уже будет в преклонных годах. Моран станет лидером, а ты, Джон, будешь нашептывать ему, что делать. Уверяю, тебя ждет неплохое будущее.

Хоуп подмигнул ему:

— Но сперва вы должны позавтракать. С этим-то ты справишься? — он протянул руку якобы для того, чтобы помочь Джону встать, но Джона не удивила окатившая его волна спокойствия, когда их руки соприкоснулись.

— Я попробую, — смирившись, ответил Джон. Может, первое впечатление от Морана скоро изменится. Он должен был признать: они с Мораном не были совсем уж несовместимы. Возможно теперь, когда он больше не пах Шерлоком, а его кожа не помнила ощущение его прикосновения, его тело начнет отзываться на Морана. Может, ему стоит заставить себя пройти через это, и когда они заключат связь, он полюбит Морана так же, как Хоуп любил своего Люсьена.

На этой ноте дверь распахнулась, и объект его мыслей вошел внутрь.

Господи. Он был огромный.

Джон застонал.

Моран проснулся, буквально ощущая вкус победы на языке. Он не помнил свой сон, но ведь ему бы хватило пальцев одной руки, чтобы сосчитать сны, отложившиеся в памяти. Иногда он завидовал тем, кто помнил свои ночные приключения, кажется, они были забавными, хоть и немного странными. Возможно, он был слишком прагматичен для таких вещей. В любом случае, он был уверен, что сон был связан с тем, что в другом крыле и восемью этажами выше спал беспокойный маленький человек, который только и ждал того, чтобы его затянуло в шлейф крутости, окружавший боевую машину по имени Моран.

Этот день обещал стать лучшим в его жизни!

Моран взглянул на часы. Шесть утра. Сперва Моран отжался пятьдесят два раза на двух руках, затем поочередно по десять — на левой и на правой. За отжиманиями последовали сто пятьдесят приседаний. Жжение в мышцах взбодрило его. Вторую кровать в комнате занимал Гунд, он застонал и сел.

— Черт, Моран, полегче, ты заставляешь меня чувствовать себя слабаком.

Моран улыбнулся в ответ:

— Каникулы почти закончились, мы отправляемся в Форт Монкен, как только у меня будет мой Проводник.

— Повезло тебе. Когда же у меня появится свой? — проворчал Гунд. Он выбрался из постели и присоединился к Морану.

После относительно расслабляющей пятимильной пробежки Моран вернулся в Тауэр, чтобы принять душ. Глядя в зеркало, он любовался, как играют под кожей брюшные мышцы, и вздуваются накачанные бицепсы. Ему стало интересно, какое лицо будет у Уотсона, когда он впервые проведет ладонью по его прессу.

Моран надеялся, что сегодня Уотсон уже не будет такой неженкой, как вчера. Тьфу ты! Вероятно, этот человек был сильнейшим Проводником поколения, но почему-то вел себя, словно болтун-простофиля. Такими методами в Монкене ничего не добьешься! Может, ему стоит преподать Уотсону пару уроков, надрать зад морально, пока это не сделали физически.