— Будут, — не стал отрицать очевидного Александр. — Но иного выхода не вижу. Либо так, либо вовсе никак. Потому остается лишь надеяться, что техника выдержит подобные издевательства. Кстати о технике! Что-то мы несколько отвлеклись. Смотри дальше, — указал он рукой на следующие боевые машины. — На четырех требуется заменить катки со сгоревшими бандажами, которые, как ты сам можешь видеть, уже готовятся снимать с «приговоренных» мною танков, — кивнул он подбородком на суетящихся, словно муравьи, мехводов и приданных им в помощники прочих танкистов, как раз стягивающих гусеницы. — Еще один смогу оживить часа через три. Больно уж сильно у него обгорело всё навесное оборудование двигателя. Так что придется много чего канибализировать с той же троицы вовсе обездвиженных Т-24. В общем, всё могло быть много хуже, но могло быть и лучше, имейся у нас в прикрытии нормальная пехота, а не это недоразумение, — махнул он рукой в сторону испанцев, таскавших куда подальше от танков трупы погибших марокканцев и их коней. — Так что через три с половиной часа на четырнадцать полностью боеготовых танков можешь смело рассчитывать.
За отведенное Александром на ремонт время они всё же не управились. Вышло чуть более четырех часов. Еще примерно с час ушло на подготовку танков к уличным сражениям, отчего те стали похожи на какие-то футуристические фургоны переселенцев с Дикого запада — все обвешанные и обложенные многими десятками пузатых мешков и какими-то драными пологами. Да и после пришлось дать людям часовой перерыв на помыться, отдохнуть и перекусить. Но ближе к полудню они всё же смогли покинуть не ставший для них гостеприимным Баргас, направившись по шоссе к Толедо. Естественно, предварительно выслав вперед и на фланги разведку. Понятно, что при свете дня такого же кавалерийского наскока уже можно было не опасаться — всадников постреляли бы еще на подходе. Но береженого, как было издревле известно, и Бог бережет. Да и устав обязывал поступать подобным образом. Посему едва не сорвавший голос Геркан постарался максимально доступным языком — то есть командно-матерным, объяснить местным «воинам», что воевать следует правильно, а не так, как они привыкли — то есть то и дело проигрывать, а после драпать.
Он вообще не мог понять, как с такими паршивыми кадрами республиканцы умудрились отстоять Мадрид в известном ему варианте хода истории. Однако же смогли. Это было фактом. Потому где-то глубоко в его душе теплилась надежда, что и противник в реальном бою окажется не так уж хорош, как о том кричали данные «бравые парни», впервые явившись перед его взором в Ильескасе. Всё же учиненный днем ранее танкистами разгром вражеской колонны из засады никак не мог являться мерилом для выявления истинных боевых навыков вражеской пехоты. Продемонстрировать наяву это мог лишь грядущий бой, что уже вот-вот должен был начаться, судя по вырастающему прямо по курсу движения городу.
Следовало отметить, что примерно три четверти площади города приходилась на старую застройку, если можно было так выразиться. Такую, где на улицах и двум всадникам разойтись друг с другом было не всегда возможно — столь узкими были сделаны проходы. И, естественно, танкам там ловить было нечего от слова «совсем». Учитывая же любовь местных именно к каменным строениям с весьма толстыми стенами, говорить о возможности разрушения подобных домов стрельбой 76-мм танковых пушек тоже не приходилось. Да и местное население уж точно никто не собирался эвакуировать куда бы то ни было перед началом боя, отчего каждый пущенный в то или иное окно снаряд грозил забрать жизнь не только солдат противника, но и гражданских. Этот фактор тоже приходилось учитывать советским танкистам, когда от шедшей в авангарде пехотной роты прибежал посыльный с запросом снести все крайние дома, откуда по ним велся ружейный огонь. В противном случае командир роты анархистов угрожал вовсе отвести своих людей обратно к Баргасу, чей гарнизон они изначально и составляли. Вот так тут большей частью и воевали — до первого вражеского выстрела.