— Тогда, пожалуй, начну с записки. Уж извините за совершенно неподобающий формат. Я её набросал второпях, поскольку в тот день даже не надеялся улучить возможность встретиться с вами, товарищ Сталин. Все же на праздничный завтрак я умудрился пробиться исключительно с целью постараться попасть на глаза Клименту Ефремовичу, дабы впоследствии напроситься к нему на прием. И сделал это не столько по своей личной прихоти, сколько во исполнение прямого приказа товарища Калиновского. В нашу с ним последнюю встречу он, видимо, что-то такое нехорошее чувствовал на свой счет, и потому сказал мне безоговорочно верить лишь товарищу Ворошилову и вам, товарищ Сталин, коли с ним самим произойдет что-нибудь непоправимое. — Показательно нервно сглотнув по окончании вступительного слова и покосившись в сторону своей нетронутой чашки, Александр с удовольствием промочил горло, естественно, прежде получив едва заметный дозволительный и даже подбадривающий кивок от своего слушателя. — Я, честно говоря, не стал бы раскрываться перед вами или товарищем народным комиссаром раньше намеченного срока. До поры до времени, как ни в чём ни бывало, продолжая отыгрывать назначенную мне Константином Брониславовичем роль. Если бы те, кто приложил руку к гибели товарища Калиновского, вскоре не предприняли попытку уничтожить и меня тоже. Ведь последнее означало лишь одно — я для них раскрыт, как хранитель, что ли, завещания товарища комкора. Даже странно, что впоследствии меня вновь не попытались ликвидировать. Возможностей-то имелось более чем достаточно. Видимо, очень достоверно отыгрывал роль потерявшего память человека, даже после того, как она начала постепенно возвращаться ко мне. — Врал ли в этот момент Геркан? Ну конечно врал! От начала и до конца! Только вот уличить его во лжи ни у кого не имелось ни малейшей возможности, ибо сравнить его «показания» было попросту не с чем и не с кем. Да и сам комроты очень тщательно продумывал и даже десятки раз проговаривал вслух самому себе то, что собирался произнести на сегодняшней встрече, дабы выглядеть более убедительным в глазах слушателя и не попасться на каких-либо логических ошибках.
— И какую же роль отводил вам Константин Брониславович? — всё же не выдержал Сталин и задал первый уточняющий вопрос, стоило его гостю вновь потянуться к чашке, чтобы отдать должное терпкому и ароматному напитку.
— Самое позднее — к середине 1938 года, не без его активной поддержки, я был обязан подняться с должности комбата одного из батальонов 1-ой танковой дивизии до командира этой самой дивизии. Ведь, даже будучи вторым человеком в УММ, товарищ Калиновский не обладал достаточной силой, чтобы в открытую бороться со вскрытыми им заговорщиками, которые планировали провести в означенном году вооруженный государственный переворот. Ему была потребна реальная боевая мощь. Потому он сделал вид, что согласен примкнуть к команде Тухачевского, если с ним тоже поделятся реальными возможностями. Как объяснял мне впоследствии свой поступок сам Константин Брониславович — «Пусть друзья всегда будут под рукой, пусть враги будут еще ближе». Именно для этого меня, по сути, конструктора боевых машин, в негласном приказном порядке отправляли учиться на командный факультет Военной академии механизации и моторизации. Хотя куда логичнее было бы распределить на инженерный или же промышленный, чтобы я продолжал создавать новую технику, но уже на более высоком техническом уровне. Однако, как бы я лично ни был обижен на подобный ход событий, в конечном итоге осознал, что у него имелось две непреодолимые преграды, оставившие лишь такой выход из складывающегося положения. Во-первых, Тухачевский, запретивший назначать меня на любые должности в любых конструкторских бюро, не собирался отзывать этот свой опять же негласный приказ. А, стало быть, наглядно демонстрировал всем и каждому, кто в доме под названием Управление Механизации и Моторизации настоящий хозяин. Фактически уничтожая через моё показательное унижение авторитет самого товарища Калиновского, чьим протеже я выступал в УММ. Во-вторых, у товарища Калиновского банально больше не нашлось под рукой достаточно верного человека должной квалификации, который мог бы справиться с подобной задачей. Он и ко мне-то присматривался на протяжении нескольких лет, сделав своё предложение лишь после того, как меня практически полностью раздавил Тухачевский. — Временами прерываясь, чтобы подобрать нужные слова и показательно заламывая пальцы на руках, принялся жаловаться на жизнь свою жестянку Александр. Мол, все-то его, такого хорошего технического специалиста-служаку, то и дело норовили пристроить в загон ради достижения своих личных целей. А он, как банальная пешка в руках игроков, вынужден был брать под козырек и действовать соответственно велению высокого армейского начальства.