Читаем Хан Хубилай: От Ксанаду до сверхдержавы полностью

В 1930-е годы писательница и путешественница Фрейя Старк отправилась туда верхом на муле. Пустившись в путь в Казвине, она и ее проводники приблизились к горам, преодолев свыше тридцати километров по знойной равнине, а затем по покрытым сланцевой глиной склонам. Пройдя перевал, она увидела ведущую в горы Эльбурс долину реки Аламут. «Превышающий все, вознесенный, словно алтарь, с поднимающимися к нему сквозь снега черными грядами, Тахт-и-Сулейман, Трон Соломона, и впрямь походил на трон в большом круге своих меньших собратьев. Его белый покров сиял вдали, выглядя накрахмаленным и отутюженным из-за тающих снегов». В деревне из глинобитных лачуг хозяин дома, в котором она остановилась на ночлег, говорил с сыновьями о снежной зиме, «когда волки сбиваются в стаи, чтобы драться с деревенскими собаками; о медведях, лисах и охоте; о горных речках, которые по весне набухают водой и смывают драгоценную землю маленьких полей». Вверх по течению реки узкая тропа шла, петляя вдоль стены каньона, через два оазиса с серолиственными деревьями и лозой, злаками и ореховыми деревьями. А севернее в широкой долине стояла сама Скала, подобно кораблю, повернутому бортом.

Огромная Скала выглядит мрачным местом. За ней вздымаются покрытые сланцевой глиной склоны горы Хаудеган (около 15 000 футов) с гранитными обрывами над ними. К востоку и западу от скалы, далеко внизу, протекают две речушки, сливаясь в реку Касир-Руд; они прогрызают себе путь сквозь шероховатые и голые русла. Не видно никакой зелени, пока за перемычкой, соединяющей замок с этим безрадостным фоном, не поднимешься под его восточную сторону, не поравняешься со старой лестницей со стершимися ступеньками и не глянешь с южной стороны на находящиеся почти тысячей футов ниже поля и деревья Касир-Хана, на пологие склоны южного берега и за реку Аламут, на ледники Эльбурса.

Дальше Аламут был расселиной в огромной пропасти, единственный подход к которой ведет через леса Мазандерана, через находящийся на высоте в 3500 метров перевал Тундерхан. Это было идеальное убежище для тайного сообщества.

Отсюда Хасан, первый из семи повелителей Аламута, решил насаждать свое личное видение исмаилизма. Он был грозным вождем, уверенным в себе, ученым, аскетичным, суровым, деспотичным и предельно безжалостным — он казнил двух своих сыновей, одного за распитие вина, другого за предположительный замысел убийства исмаилитского миссионера. Это были отчаянные времена, когда ислам разлагали ереси, и на взгляд Хасана все средства представлялись оправданными в борьбе за его дело, которое вскоре приобрело политическую режущую кромку. В 1094 году в далеком Египте один из военачальников местной армии сверг наследника Фатимидов Низара, распорядился убить его в тюрьме и посадил на трон собственную марионетку. Хасан же считал, что наследники Низара должны произвести на свет Махди, который волшебным образом появится и спасет ислам от нечистоты и турецких захватчиков. Тот факт, что Низар не оставил никакого объявленного наследника, он счел лишь временной трудностью, ибо эта ветвь «скрыта» и в должный срок проявится. А пока Хасан нарек себя помощником и поборником Низара. Его последователи официально назывались низаритами, ответвлением исмаилито-шиито-мусульман, сектой внутри секты в ветви ислама. Эта «новая проповедь», как назвал ее Хасан, была в значительной степени рассчитана на сельских жителей, которые, подобно нынешним самоубийцам с поясами шахидов, отчаянно желали спастись от войны, нищеты и неуверенности в завтрашнем дне, посвятив себя делу, требующему абсолютного и бездумного повиновения. И вскоре мир узнал юных фанатиков Хасана как асассинов.

Перейти на страницу:

Все книги серии Историческая библиотека

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Жанна д'Арк
Жанна д'Арк

Главное действующее лицо романа Марка Твена «Жанна д'Арк» — Орлеанская дева, народная героиня Франции, возглавившая освободительную борьбу французского народ против англичан во время Столетней войны. В работе над книгой о Жанне д'Арк М. Твен еще и еще раз убеждается в том, что «человек всегда останется человеком, целые века притеснений и гнета не могут лишить его человечности».Таким Человеком с большой буквы для М. Твена явилась Жанна д'Арк, о которой он написал: «Она была крестьянка. В этом вся разгадка. Она вышла из народа и знала народ». Именно поэтому, — писал Твен, — «она была правдива в такие времена, когда ложь была обычным явлением в устах людей; она была честна, когда целомудрие считалось утерянной добродетелью… она отдавала свой великий ум великим помыслам и великой цели, когда другие великие умы растрачивали себя на пустые прихоти и жалкое честолюбие; она была скромна, добра, деликатна, когда грубость и необузданность, можно сказать, были всеобщим явлением; она была полна сострадания, когда, как правило, всюду господствовала беспощадная жестокость; она была стойка, когда постоянство было даже неизвестно, и благородна в такой век, который давно забыл, что такое благородство… она была безупречно чиста душой и телом, когда общество даже в высших слоях было растленным и духовно и физически, — и всеми этими добродетелями она обладала в такое время, когда преступление было обычным явлением среди монархов и принцев и когда самые высшие чины христианской церкви повергали в ужас даже это омерзительное время зрелищем своей гнусной жизни, полной невообразимых предательств, убийств и скотства».Позднее М. Твен записал: «Я люблю "Жанну д'Арк" больше всех моих книг, и она действительно лучшая, я это знаю прекрасно».

Дмитрий Сергеевич Мережковский , Дмитрий Сергееевич Мережковский , Мария Йозефа Курк фон Потурцин , Марк Твен , Режин Перну

История / Исторические приключения / Историческая проза / Попаданцы / Религия