Читаем Хан Хубилай: От Ксанаду до сверхдержавы полностью

Они так и поступили — только для того, чтобы оказаться отправленными в загоны и зарезанными как бараны за непрекращение сопротивления. По свидетельству источников, было перебито 800 000 жителей. Ко всем цифрам следует относиться скептически, но монголы, привычные к массовым казням, были вполне способны на бойню таких масштабов. Даже если истинная цифра — одна десятая от этого числа, все равно это была резня с размахом, достойным Третьего Рейха. Неудивительно, что мусульмане и сегодня вспоминают о ней как об одном из величайших преступлений против их народа и религии. Через три дня монголы хлынули в пустой город и почти весь его предали огню. Мечети, святилища, гробницы, дома — все сгорело. Однако несториан пощадили, как и обещал Хулагу. В то время как вокруг них полыхал объятый пламенем Багдад, они со своим патриархом нашли убежище в христианской церкви. После патриарх получил в качестве вознаграждения дворец первого советника и, несомненно, присоединился к другим христианам в торжествах по случаю поразительного краха ислама и своего спасения.

Для увенчания победы Хулагу решил поупражняться в унижении повергнутого. Заняв Восьмиугольный дворец халифа, он устроил там пир для своих офицеров и членов семьи, на который пригласил и своего пленника. «Ты хозяин, а мы твои гости, — насмехался он. — Принеси нам, что у тебя есть подобающего для нас».

Халиф, дрожа от страха, добровольно вызвался отпереть свои сокровищницы и обнаружил, что никто из его уцелевших слуг не может разобраться, какие из ключей к ним подходят. В конце концов, после того, как замки вышибли, служители вынесли 2000 одеяний, 10 000 динаров золотом, чаши, инкрустированные драгоценными камнями, и бессчетное число самоцветов. Все это Хулагу щедро разделил среди своих командиров, а затем повернулся к халифу: «Что ж, это были сокровища, лежащие на виду. А теперь скажи моим слугам, где твои зарытые сокровища».

Зарытые сокровища и впрямь имелись, о чем Хулагу наверняка уже знал: целый бассейн, заполненный золотыми слитками, которые выудили и разделили.

Далее следовал гарем из семисот женщин и тысяча слуг. «Пожалуйста, — взмолился халиф, — только не всех женщин!» Хулагу снова проявляет великодушие и щедрость: халиф может выбрать сотню, которых освободят, остальных же распределят среди монгольских командиров.

На следующий день все имущество из прочих помещений дворца — собранные за 500 лет царские произведения искусства — сваливают кучами за воротами. Позже часть этой добычи будет отправлена Мункэ в Монголию. Остальное (согласно Рашид ад-Дину) присоединится к добыче из Аламута и других замков асассинов, из Грузии, Армении и Ирана. Вся эта добыча будет отвезена в крепость на острове в соленом озере Орумне (Урмия) в дальнем северо-западном углу Ирана.

Наконец, когда город источал вонь разлагающихся мертвецов, Хулагу приказал провести еще ряд казней — самого халифа и оставшихся членов его свиты. Аль-Мустасим и пятеро других, включая старшего сына халифа, умерли позорной смертью в близлежащей деревне. Через два дня был казнен и второй сын. Пощадили только самого младшего — его женили на монголке, от которой у него родилось двое сыновей. Это было концом династии Аббасидов, и впервые в истории весь исламский мир остался без религиозного главы.

Наступило затишье. Тела похоронили, рынки восстановили, назначили новых чиновников. Три тысячи монголов приступили к задаче отстраивания Багдада, в то время как другие принялись брать под контроль остальную территорию государства Аббасидов. Большинство городов, вроде Аль-Хиллы, открыли ворота. Некоторые не пожелали — с обычными последствиями: к примеру, в Васите, в 15 км к юго-востоку от Багдада, погибло 40 000 жителей (согласно одному источнику, хотя опять-таки к этим цифрам надо относиться с осторожностью — они всегда неточны и обычно преувеличены — вплоть до десятикратного завышения). Сопротивление ничего не меняло. Весь регион от Афганистана до Персидского залива стал принадлежать Хулагу. Грузия и остаток Сельджукского султаната — современная восточная Турция — подчинились. Дальше лежали Сирия и Египет.

* * *
Перейти на страницу:

Все книги серии Историческая библиотека

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Жанна д'Арк
Жанна д'Арк

Главное действующее лицо романа Марка Твена «Жанна д'Арк» — Орлеанская дева, народная героиня Франции, возглавившая освободительную борьбу французского народ против англичан во время Столетней войны. В работе над книгой о Жанне д'Арк М. Твен еще и еще раз убеждается в том, что «человек всегда останется человеком, целые века притеснений и гнета не могут лишить его человечности».Таким Человеком с большой буквы для М. Твена явилась Жанна д'Арк, о которой он написал: «Она была крестьянка. В этом вся разгадка. Она вышла из народа и знала народ». Именно поэтому, — писал Твен, — «она была правдива в такие времена, когда ложь была обычным явлением в устах людей; она была честна, когда целомудрие считалось утерянной добродетелью… она отдавала свой великий ум великим помыслам и великой цели, когда другие великие умы растрачивали себя на пустые прихоти и жалкое честолюбие; она была скромна, добра, деликатна, когда грубость и необузданность, можно сказать, были всеобщим явлением; она была полна сострадания, когда, как правило, всюду господствовала беспощадная жестокость; она была стойка, когда постоянство было даже неизвестно, и благородна в такой век, который давно забыл, что такое благородство… она была безупречно чиста душой и телом, когда общество даже в высших слоях было растленным и духовно и физически, — и всеми этими добродетелями она обладала в такое время, когда преступление было обычным явлением среди монархов и принцев и когда самые высшие чины христианской церкви повергали в ужас даже это омерзительное время зрелищем своей гнусной жизни, полной невообразимых предательств, убийств и скотства».Позднее М. Твен записал: «Я люблю "Жанну д'Арк" больше всех моих книг, и она действительно лучшая, я это знаю прекрасно».

Дмитрий Сергеевич Мережковский , Дмитрий Сергееевич Мережковский , Мария Йозефа Курк фон Потурцин , Марк Твен , Режин Перну

История / Исторические приключения / Историческая проза / Попаданцы / Религия