Отрезала кусочек мяса и съела. Хан по-прежнему смотрел на меня, не отводя взгляда. Потом вдруг положил на стол футляр и подвинул ко мне.
– Открой.
Посмотрела сначала на футляр, потом на него.
– Что это?
– Открой.
Взяла футляр и распахнула его. На бархатке лежал браслет из белого золота с голубыми камнями. Я тут же его захлопнула и подвинула обратно Хану.
– Я не возьму это.
Он тут же подался вперед и посмотрел на меня исподлобья.
– Чего это?
– Мне не надо платить за секс. Я не хочу подарки.
И решительно толкнула футляр к нему, а он вдруг усмехнулся в тот момент, когда я ожидала адского взрыва. Но рано расслабилась, Хан вдруг поманил меня рукой.
– Иди сюда.
По телу прошла привычная волна страха. Когда он звал меня к себе, обычно это заканчивалось тем, что он распластывал меня на столе и имел сзади. Растолкав в разные стороны тарелки или сметя их на пол. А я впивалась пальцами в скатерть и, глядя в одну точку, ждала, когда он кончит. И мне больше так не хотелось. Не хотелось возвращаться туда, где боль и страх. Я попробовала, что значит по-другому.
– Подойди ко мне, Ангаахай.
Я встала со своего места и, превозмогая страх, подошла к нему. Стала перед столом, глядя на мужчину сверху вниз. А он взял меня за руку и открыл футляр, достал браслет и надел мне на запястье. Приподнял мою руку, какое-то время рассматривая свой подарок. Потом поднял тяжелый взгляд на меня.
– У тебя нет драгоценностей. Так неправильно. Жена Тамерлана Дугур-Намаева должна быть вся в золоте. Или ты не любишь золото?
– Не в нем счастье, – ответила тихо, продолжая смотреть в его раскосые глаза. Он впервые разговаривал со мной… впервые, как с человеком.
– Счастье? – как будто это слово ему незнакомо.
– Да, когда человека что-то радует, заставляет улыбаться, ощущать… как будто он летит высоко в небе.
– Глупое ощущение.
– Нет. Это самое прекрасное ощущение из всех, что даны человеку. Как и любовь.
Все это время он держал меня за руку, а я не вырывалась.
– Ты была счастлива?
– Да. Была. Когда мама Света пекла мне малиновый пирог, или когда летом после жаркого дня начинался проливной дождь, или когда у меня появилась кошка.
– Или когда недоносок сделал тебе предложение?
И пальцы сдавили мое запястье с силой. А я судорожно сглотнула, понимая, что очарование разрушено и зверь возвращается. Это было неожиданно, и я не была к этому готова.
– Когда он сделал мне предложение, я не знала, что он подонок. И да, тогда я была счастлива. Это было лживое счастье.
– А сейчас ты бы ему отказала?
– Он мертв.
– Если бы был жив. Сейчас ты бы отказала? Отвечай!
Глаза снова стали черными и страшными.
– Я бы сама лично его убила!
Черные брови в удивлении приподнялись. А я медленно выдохнула и накрыла его руку, сжимающую мое запястье, своей рукой.
– Мне нравится браслет. Он очень красивый. Я буду его носить. Мне никогда никто ничего не дарил. Спасибо тебе.
Брови приподнялись еще выше, и складка между ними разгладилась, и он вдруг резко привлек меня к себе.
– Нравится?
– Да, очень.
Уголок губ приподнялся, а я вдруг заметила, что на его лбу отклеился пластырь, и на коже засохла капля крови.
– Твоя рана. – потянулась и убрала волосы со лба, всматриваясь в раскрывшийся край рубца. – Болит?
– Нет.
И вдруг ощутила, как его ладони легли мне на талию, опустились сбоку по ногам вниз, приподнимая платье, скользя по ногам, задирая подол вверх. Сердце замерло и тревожно забилось. Но ладони Хана двигались медленно вверх к моим бедрам. Он поднял голову и посмотрел мне в глаза.
– Боишься меня?
– Нет, – отрицательно качнула головой.
И стало жарко от этого взгляда, наполненного жаром, горящего и голодного до такой степени, что у меня мгновенно пересохло в горле. Я осмелела и села к нему на колено, продолжая перебирать его жесткие волосы и смотреть в глаза, чувствуя, как мужская ладонь гладит внутреннюю поверхность бедра.
– У тебя красивые волосы и… губы, – тронула его рот указательным пальцем, а он снова напрягся, нахмурился, но не отбросил мою руку, и я провела пальцем по его верхней губе и по нижней.
Ладонь легла сверху на кружево трусиков, и он, горячо выдохнув, хрипло спросил:
– Тебе нравится?
Кивнула, затаив дыхание, и, нагло взяв его за вторую руку, положила ее к себе на грудь. Его рот приоткрылся, и Хан опустил взгляд на мое декольте, сдернул пуговицы одну за другой, обнажая кожу. И под его взглядом соски сильно сжались, увеличиваясь, твердея и болезненно заныв. Обхватил полушарие всей пятерней, а я потянула его за голову к себе, когда ощутила горячие мягкие губы у себя на соске, вскрикнула и, запрокинув голову, изогнулась, подставляя грудь под его ласки, а когда приоткрытый рот Хана жадно сомкнулся на соске, громко застонала и впилась пальцами в его волосы, тут же услышав его низкий стон в ответ.
– Мне нравится, – тяжело дыша и чувствуя, как сильно всасывает сосок и проникает под трусики пальцами, – мне очень нравится.
Поднял голову и посмотрел на меня пьяными глазами.
– Хочу, чтоб кричала для меня. Будешь кричать.
Не спросил, скорее, утверждал, и я опять кивнула, сжала его запястье.